Онлайн книга «Синий треугольник»
|
Ерошка не сопротивлялся. Кажется, был даже рад такой метаморфозе… Съемка оказалась минутным делом. Я расплатился за аппарат и обувь (бумажник был с собой). А про плату за снимки хозяйка мастерской сказала, что пока не надо. — Потом, когда получите портреты. Приходите за ними на той неделе… 9 «На какой «на той неделе»? — думал я, уходя из мастерской. — Будет ли она? И найду ли я снова Ключевской спуск?» Ерошку такие мысли не беспокоили. Он весело пританцовывал на ходу в своих новеньких кроссовках. Сказал даже: — Дядя Слава, спасибо. Замечательные лёпы… А потом опять: — Дядя Слава… — Что, дитя мое? — Можно, я понесу аппарат? — Сделай одолжение. Ерошка с удовольствием надел через плечо прикрепленный к футляру ремешок. — Дядя Слава, а ты дашь мне разок щелкнуть аппаратом? Я знаю как… — На здоровье. Сам я и не собираюсь им снимать. — А зачем купил? — Я же говорил: на память… Ерошка присмирел. Кажется, он чутко уловил в моем голосе нотку раздражения. Оно и правда зашевелилось во мне. От неожиданно трезвых мыслей. «Ну а дальше-то все-таки что? Куда идти, чем заниматься? И кто же все-таки он? Как с ним быть дальше?» Ерошка сбил шаг, сказал вполголоса: — Ты на меня злишься, да? — С чего ты взял? — Ну… про дядьку Альберта наврал. Новые башмаки выпросил… — Ничего ты не выпрашивал, я сам купил! Подумаешь, расход какой… — И вообще. Приклеился и таскаюсь следом… Но я не виноват… — Дурень, — сообщил я с моментальным раскаянием. — Ничего такого я не думаю. А думаю… что оба мы голодные. Где-нибудь поблизости есть столовая? — Есть… Только опять будешь на меня тратиться. Сперва кроссовки, потом обед… До чего щепетильный субъект! Я уже собрался заявить, что если он готов глотать слюни, когда я буду лопать щи и котлету с макаронами, то пожалуйста… И тут нам встретились знакомые — на тротуаре у входа в компьютерный салон «Семь измерений». Вышли оттуда и округлили глаза. Это были «Нэлька и Зинка Патраковы», дочки кожевенного бизнесмена. — Здрасте, — сказали они мне. А Ерошке: — О-о! Кого мы видим! Сам Ерофей Ерофеич! И в каком-то непривычно джентльменистом обличий… — Ты, Зинка, помолчи лучше, — сумрачно ответствовал Ерошка девице с кристалликами на ушах. Другая (очевидно, Нэлька) обратилась ко мне: — Вы не доверяйте этому типу. Внутри он знаете какая коварная личность. И про нас небось наговорил вам всякое… — М-м… нет… — Небось, что мы дочки миллионера или торговки наркотиками. Или еще кто похуже… — Ничего я не говорил! — Мы стояли посреди тротуара, и Ерошка тяжко сопел, растопырив локти. — Говорил, говорил, — не поверила ему и мне Зинка. — А знаете почему? Сводит счеты. Мы ему три дня назад на пляже ухи накрутили. — Молчи, козлиха крашеная, — с пружинистой угрозой произнес Ерошка и качнулся вперед. Я удержал его за плечо. — За что же вы подвергли ребенка столь мучительной процедуре?— Ха! Еще не так надо было подвергнуть! — разом воскликнули красавицы. А Зинка, мотая клипсами, разъяснила: — Он знаете что? Он вертелся там у женских раздевалок и подглядывал… — Врете! — взвыл Ерошка. — Дядя Слава, врут! Вот хоть кто буду, врут! Было бы на что глядеть, воблы драные!.. — Он рванулся, сжав кулаки, я опять ухватил цыплячьи плечи. В голосе Ерошки звучали нешуточные слезы. Девицы обворожительно просияли и пошли прочь, умело двигая попками. — Шкыдлы паршивые! — взвыл им вслед Ерошка. — Дядя Слава, ну врут же совсем по-гадючьи!.. — В глазах его дрожали капли. Лопухастые уши были помидорными, словно их накрутили сей момент. — Будь мужчиной, Ерофей. Стоит ли так реагировать на девчоночий треп! Я и сам вижу, что врут. Ты небось просто шел там, а они привязались… Он все еще колюче растопыривал локти и дышал, как перегретая скороварка. — Я… не просто шел… Мне там… надо было… — Искал кого-то? — подсказал я. — Да… — Он стал дышать потише, указательным пальцем почесал под носом. — Хотел встретить Еську… — Кого? — Одну… девочку. Она должна приехать сюда… и оказаться у реки… — Он еще раз чиркнул пальцем под носом и крепко замолчал. Будто понял, что сказал лишнее. «Ну и ладно, не хочешь — не говори», — слегка обиделся я. Но сказал бодро: — Инцидент исчерпан. Идем искать заведение общепита. Ерошка вскинул глаза. В них все еще был излишек сырости, но «ухи» уже принимали нормальную окраску. — Если еще раз коснешься финансовых вопросов, поступлю с тобой как Нэлька и Зинка, — сурово предупредил я. — Или как Софья Мироновна с Мотей. Она сочла меня твоим папашей, значит, имею право… Он не возмутился. Конфузливо шмыгнул носом, хихикнул: — Не надо как Мотю, я уже большой. Лучше просто дай по шее тума`ка. — Чего-чего? — Тума`ка, — увесисто повторил Ерошка. И на ходу пнул кроссовкой блестящую пивную пробку. — Могу и дать. Только надо говорить «ту-ма-ка`». Грамотей… — Можно и так… Но «тума`ка» больше подходит. — Для твоей шеи? — хмыкнул я. Он глянул искоса и буркнул: — Не для шеи, а для стихов… — Это для каких же? Ерошка поддал ногой очередную пробку. Вздохнул: — Которые… я сочинил. Я помолчал, переваривая информацию. Надо же — он сочиняет стихи! И сказал очень осторожно: — А про что они? — Ну, так… про обезьяну… — Из-за которой ты ногу ободрал? — вспомнил я. — Не… Про другую. — Ерошка шел сбоку от меня, с опущенной головой, на которой все еще сохранялась «интеллигентная» прическа. Я сказал с прежней осторожностью: — Может, расскажешь… стихи-то? Ерошка не стал упрямиться. Лишь спросил тихонько: — Смеяться не будешь? — Я, по-твоему, кто? Полная скотина? — Ну ладно… — И, не поднимая головы, он забубнил на ходу. Негромко, но разборчиво: У меня жила макака —
Очень вредная была.
Я разок ей дал тума`ка,
И тогда она ушла.
Насовсем…
Хоть была она вреднюга,
Но меня печаль грызет.
А она живет на юге
И обратно не придет.
Никогда…
Иногда меня заплакать
Даже тянет по ночам —
Так мне жаль мою макаку,
Что я стукнул сгоряча
Кулаком…
Он попыхтел, словно закончил тяжкую работу. И буркнул: |