
Онлайн книга «Мальчик со шпагой»
— В чем дело? — Мешают разбирать, — скандально сказал дядька в песцовой шапке. — Изображают, понимаете ли, защитников Белого дома… У меня документ! — И у меня, — сказал Корнеич. Лейтенант взял две бумажки, почитал, покачал в пальцах, словно сравнивал: какая весомее? Потом крикнул: — Товарищ капитан! Из «рафика» выбрался еще один. В фуражке и шинели… Ну целое собрание старых знакомых! Андрей Андреевич Глебов! Жених (или уже супруг?) ненаглядной Дианы Осиповны. Подошел, сказал: — Здравствуйте, Даниил Корнеевич. Вот и правда встретились… — Мир тесен… Глебов мельком глянул в оба документа, пренебрежительно объяснил лейтенанту: — Комиссия какая-то. Липа… А тут подпись самого Сапожникова. Ломайте… Даниил Корнеевич, уберите ребят. — Едва ли у меня получится… А решение комиссии, значит, липа? Это ваше официальное заявление? — Не надо меня пугать… Лейтенант, уберите ребят. — Ох, не надо этого делать, — вкрадчиво сказал Геннадий Романович. — Такие дела добром не кончаются. Вспомните рижский ОМОН. Даже в Сибири потом не спаслись… — Не надо меня пугать, — повторил Глебов. — Гражданин Вострецов, вы уберете ребят? — Этих — да, — отозвался Корнеич. — Идите, хлопцы. Теперь подежурят другие. Выкатил еще один «рафик», зеленый. Вышли восемь человек, штатские. В пестрых куртках. Но чем-то похожие друг на друга. Семеро молча встали впереди ребят (которые так и не разошлись). Разом закурили. Восьмой подошел к Корнеичу и милиционерам. — Кто такой? — вскинулся лейтенант. Подошедший улыбнулся широко, по-приятельски. Только глаза как у снайпера. — Здравия желаю… Да вы меня, лейтенант Борисов, знаете. В декабре, на митинге студентов, мы малость… повстречались. Помните? Старший лейтенант запаса Гольцев, отряд «Желтые пески», общественная охрана порядка… Что это вы, братцы, все на молодежь! Ну ладно, там хоть студенты были, а тут ведь совсем пацаны… — Афганцы, — шепотом произнес Джула. — Можно маленьких не уводить. Хана ментам… — Товарищ капитан! — сказал лейтенант Борисов высоким голосом. — Я так не могу. Надо сперва разобраться, кто прав. А то мы им наломаем хребты, а потом с нас же спрос… Или давайте письменный приказ. В шеренге «Желтых песков» тихонько засмеялись. — Можно и письменный, — отозвался Глебов. Афганцы разом бросили окурки и слегка расставили ноги. Один оглянулся, шепнул: — Шли бы вы, ребята… Но уходить не пришлось. Лейтенант опять заговорил: — И вообще… Если бы несанкционированный митинг или свалка, а то обычный пикет. Разгонять пикеты указа не было. — Но они препятствуют работе, — сухо заметил Глебов. — А что за работа дома ломать! — У лейтенанта появились плачущие нотки. — С нас же потом и спросят. Вы-то с вашим юридическим образованием всегда найдете доводы, а все шишки на меня. И на них… — Он кивнул на топтавшихся по снегу омоновцев. — Можете уезжать, — бесцветным голосом проговорил Глебов. — Я доложу в штабе о случившемся. — Ну и докладывайте! А мы тоже не нанимались, чтобы во всякую дыру затычкой… Глебов блеснул очками, поправил фуражку и пошел прочь. — До свидания, Андрей Андреевич, — сказал бывший трудовик Геночка. Лейтенант Борисов кивнул своим, те полезли в машину. Желтый «рафик» укатил. — Все, господа, ваш спектакль отменяется, — сказал Корнеич шоферу и его напарнику. Шофер плюнул: — А нам-то чё! Пущай разбираются в конторе… И автокран с подтянутой к радиатору «бомбой» начал медленно разворачиваться. — Спасибо вам, Коля, — сказал Корнеич командиру «Желтых песков». — Извини, что потревожили. Выхода не было. — Да чего там… Но гляди, опять ведь приехать могут. — Сейчас пойду в исполком… — Мы будем поглядывать, — пообещал Джула. — Если что, я сразу к Саньке. — Или мне звони, — сказал Кинтель. …Салазкин убежал домой за портфелем — опаздывал в школу. Остальные «тремолиновцы» двинулись к трамваю. Конечно, собрались на место происшествия не все, а те, кого успели поднять по тревоге. Было их вместе с Корнеичем семеро. Кинтель шагал, заново переживая всё, что испытал недавно, когда стоял в шеренге между Джулой и Салазкиным. И ясное ощущение правоты, и бесстрашие (пусть хоть убивают, сволочи!), и яростную готовность кинуться в схватку, несмотря на дубинки. И берущее за душу ощущение победы, когда встали впереди ребят афганцы… Видно, и другие испытывали что-то похожее. — Все-таки наша взяла! — вслух порадовался Не Бойся Грома. — Ни чья еще не взяла, — сумрачно отозвался Корнеич. — Опять придется разбираться… Виталька, однако, не хотел терять свою радость: — А все равно сегодня победили мы! — Мы пахали, — вздохнул Дим. — Паршиво это все, — сказал Корнеич. — Люди на людей… Вот представь, Виталик, такую ситуацию: среди тех омоновцев твой старший брат. — На фиг нам такие братья, — насупился Не Бойся Грома. — Братьев ведь не выбирают, — негромко объяснил ему Паша Краузе. А в Кинтеле все еще не растаяло боевое настроение. Похожее на отголоски песни: «Подымайся, мой мальчик, рассвет раскален…» И он не удержался: — Они же сами на нас войной пошли… — Послали их, вот и пошли, — недовольно отозвался Корнеич. — А война всегда дело пакостное, с обеих сторон. В любых масштабах. Андрюшка Локтев, любивший все уточнять, за-явил: — Но по истории учат, что войны бывают несправедливые и справедливые, хорошие. — Идеи бывают хорошие, — возразил Корнеич. — А когда эти идеи начинают с кровью мешать, всякая справедливость побоку. И больших, и маленьких гробят с той и с другой стороны… Он сегодня заметно хромал. Кинтель знал, что Корнеичу нужен новый протез, который стоит сумасшедших денег. А плату за две последние статьи Корнеич отдал фирме «Ласточка»: там обещали раздобыть по госцене рубашки из натурального хлопка для летней формы отряда «Тремолино». Кинтель представил себя в новенькой оранжевой форме среди «достоевской» компании и ощутил какую-то неуютность, несправедливость даже. — Корнеич… А вот те пацаны, с Достоевского… Они ведь за нас борются, дом охраняют. Когда будет у нас там просторное жилье, может, их тоже… как-то к отряду? — И тут же испугался. Вдруг кто-нибудь скажет: «На кой нам всякая шпана!» Но Корнеич отозвался обыкновенным тоном: |