Онлайн книга «Давно закончилась осада...»
|
Славка пожал плечами. После истории со «Справочником вахтенного офицера», которая случилась давным-давно, он ничего никогда от мамы не скрывал. Вернее, почти ничего. Бывали, конечно, редкие случаи, когда он помалкивал. Например, о том, как они с Анютой во время крепкого шквала перевернулись посреди озера и бултыхались в волнах минут пятнадцать, пока не подлетел на взмыленной моторке перепуганный Виктор Семёнович… Славка не болтал об этом, чтобы маме не почудилось, что он был на краю гибели. А про оценки и про школьные дела он всегда рассказывал. Тем более что и скрывать было нечего. Но всё же мамины слова про лицо портфеля он запомнил. Казалось иногда, что портфель поглядывает на хозяина с усмешкой и даже пренебрежительно. Это могла заметить и мама. И Славка привык ставить портфель носом к стенке. Он не щадил портфель. Ездил на нём с ледяной горки, пинал, когда были горькие минуты, и два раза дрался им с врагами. Кроме того, он провертел внизу дырку, чтобы живущий в портфеле Артёмка не сидел в полной тьме и мог хоть одним глазочком глянуть на белый свет. Через год портфель выглядел так, словно его раскопали в древнем кургане. В этом году, когда Славка первый раз собрался в новую школу, бабушка Вера Анатольевна осторожно сказала: — Какой он у тебя, Славушка… подержанный. Хочешь, я тебе новый куплю? — Спасибо, Вера Анатольевна, я к нему привык. Он и в самом деле привязался к портфелю, хотя сначала его не любил. Вера Анатольевна вздохнула: — Ну, привык так привык… И отошла. Она всегда так: скажет что-нибудь, повздыхает и отойдёт. Или захочет его по голове погладить и руку на полпути остановит. Славку это, по правде говоря, слегка раздражало. И ещё раздражало, как она жуёт губами, прежде чем сказать что-нибудь. Или начнёт что-то искать в своём шкафчике и копошится, звенит многочисленными пузырьками с лекарствами. А ты стой и жди… Но Славка ни разу не выдал своего раздражения. Он чувствовал, что Вера Анатольевна его любит. Только это была какая-то осторожная любовь, издалека. Словно бабушка боялась, что Славка огрызнётся на ласку. В доме у Веры Анатольевны были две большие комнаты с побеленными стенами и несколько закутков и комнатушек. Мебель стояла старая, и её было мало. Главным образом, кровати. Вера Анатольевна летом сдавала комнаты отдыхающим. — Ведь не ради денег, Леночка, — рассказывала она как-то маме. — Скучно одной… А теперь вы приехали, вот у меня и праздник. Мама вежливо поцеловала её в коричневую щёку. А Вера Анатольевна нерешительно улыбнулась и сказала: — Умру когда, всё вам и останется… Славка увидел, как маме это не понравилось. Ему тоже. Что они, за наследством сюда приехали? Но Вера Анатольевна торопливо добавила: — Ты только не обижайся, Леночка, вы ведь у меня одни… Славка знал от мамы, что муж Веры Анатольевны был директором школы в Новочеркасске и умер пятнадцать лет назад. Давным-давно была ещё маленькая дочь, но она погибла под бомбёжкой в первые дни войны. Конечно, невесело жить одной… В тот день, когда Славка получил пятёрку по математике, он вернулся домой в самом лучшем настроении. Мамы не было: она ушла договариваться насчёт работы. Славка решил, пока её нет, оборудовать свой угол. Он жил в комнатушке с одним окном и хотел сделать её похожей на каюту. Когда он здесь поселился, Вера Анатольевна сказала: — Не тесно тебе, Славушка? В угловой комнате попросторнее… — Нет, спасибо. Вера Анатольевна, здесь хорошо. — Ну, хорошо так хорошо… — Она повздыхала и принесла из сарайчика обшарпанную, но прочную этажерку. Узкий, будто корабельная койка, диван, столик, этажерка, вешалка за дверью — что ещё надо? А сегодня по дороге из школы Славка купил в книжном магазине большую карту мира. Она могла закрыть всю стену над диваном. — Вера Анатольевна, можно, я её повешу? — Да что ты спрашиваешь… Твоя комната, делай как хочешь. Говорил бы ты мне, Славушка, «баба Вера». Не чужие ведь… — Хорошо… баба Вера. А молоток у вас есть? И гвоздики… Он прибил карту, а потом, над столиком, рисунок Женьки Аверкина, Тут Вера Анатольевна позвала его обедать. Пока Славка жевал котлету и глотал компот, она всё поглядывала на него издалека. Потом сказала: — Всё не пойму, похож ты на своего папу или нет… Иногда вроде бы совсем такой же, а иногда — непохожий. Славка вытряхивал в рот прямо из стакана компотные ягоды (что, разумеется, никогда не должны позволять себе воспитанные дети). Он прожевал их и сообщил: — Мама говорит, что я ни на кого не похож. Все в роду тёмные были, а я русый. — Папа твой тоже светленький был… — Да что вы, Вера Ан… ой, баба Вера… У нас же карточки есть. У него тёмные волосы! И мама говорила… — Мама-то его не видела маленького. А у меня есть фотография. Хочешь взглянуть? — Спасибо. Хочу, конечно. Они пошли в комнату, и баба Вера опять долго звенела пузырьками в шкафу, из которою пахло лекарствами. Достала картонную коробку. В ней лежали вперемешку разные снимки. — Вот он, Валерик… Папа твой. Сколько уж прошло-то? Двадцать пять лет почти… Это когда мама его уже болела, и он у меня жил. Славка даже замигал. На лужайке среди пушистых одуванчиков и солнца стоял мальчишка лет восьми с велосипедом «Школьник». С прямыми светлыми волосами и кисточкой на макушке. В сбившейся на животе клетчатой рубашке. Он смотрел весело и смело. В глазах — блестящие точки. — Наездник, — шёпотом сказал Славка. — И верно, наездник, — согласилась баба Вера. — Всю жизнь за рулём. Вот и… А что ни говори — похож. Не может быть, что столько лет прошло! Снимок будто вчера сделали. Прочный, блестящий, без всякой желтизны. И чёткий-чёткий. Каждое семечко видно на одуванчиках, каждый узорчик на шинах велосипеда. А у мальчишки — каждый волосок. И царапинка на лбу. И крошечная родинка под левой коленкой — такая же, как у Славки. И даже видны прожилки в радужной оболочке глаз, обращённых прямо на Славку. «Это папа… — мысленно сказал Славка. — Па-па…» Он словно пробовал на вес это слово. Он его так редко говорил. Кому скажешь? Но и этому мальчишке не скажешь. Это просто Валерка Семибратов. Похожий на Наездника пацанёнок, не знающий, что у него будет когда-то сын Славка. Или… знающий всё-таки? «Ты кто?» «Я… Славка… Твой сын». «Вот это да! А не врёшь?» «Хоть кого спроси…» «Интересно… А какой ты, сын?» «Я… я не знаю…» |