Онлайн книга «Звезды под дождем»
|
— Не получится сегодня работа… Журка наконец сообразил: — Слушай! Ты на меня разозлилась, что ли? За что? Ничего я не понимаю! Иринка посмотрела виновато, почти со слезами. — Разве в этом дело? У папы неприятности… — А что случилось? — Да… все то же… — горько сказала Иринка, и Журка вдруг подумал, что ее голос очень похож на голос Веры Вячеславовны. — Опять у него с выставкой… Совсем уже назначили, а теперь переносят на будущий год… Ну, он расстроился. Сидит, ругает киношников. Если уж он начал про киношников, значит, не до работы ему. Как бы опять сердце не заболело. Зимой и так целый месяц в больнице лежал… — А что за киношники? — скованно спросил Журка. — Так он их называет… двух своих врагов. Он говорит, что они свои картины с экрана срисовывают. — Прямо в кино? — удивился Журка. — Нет. Возьмут киножурнал, где строители или сталевары показаны, выберут подходящий кадр — и у себя в мастерской на экран через фильмоскоп. А потом обводят, раскрашивают. Раз, два — и картина готова. Можно хоть во всю стену… — Разве так бывает? — недоверчиво сказал Журка. — Значит, бывает… Папа горячий, несдержанный, но он никогда не обманывает. И всегда говорит, что думает. Как с размаха… Мама его за это сколько раз ругала… Журка подавленно молчал. Как он мог помочь Иринке и ее отцу? И кто тут может помочь? Журка и раньше знал, что бывают дома у Иринки грустные дни. Но у кого их не бывает? К тому же слышал об этом он лишь намеками и не очень тревожился. При Журке Игорь Дмитриевич всегда был веселый, бодрый, готовый к работе. И не верилось, что когда-то он бывает не таким. Журке Иринкин папа очень нравился. Стройный, похожий на дирижера, который вот-вот взмахнет палочкой и начнет озорную музыку. Он и кистью взмахивал, как дирижерской палочкой. У него были длинные пальцы и узкие загорелые запястья. И была в этих тонких руках большая сила. Однажды Игорь Дмитриевич взметнул в воздух Журку, чтобы поставить на качели, и Журка зажмурился от неожиданного ощущения: показалось, что его подхватили руки деда. — Ты что, испугался, птаха? — Не-е… — сказал Журка. Засмеялся и открыл глаза. Игорь Дмитриевич тоже засмеялся. Волосы у него с густой сединой, а лицо совсем не старое. Оно было красивым и могло бы показаться строгим, если бы не рот. Большой улыбчивый рот словно вырезан из какого-то веселого портрета и не очень точно, чуть наискосок, приклеен на лицо Игоря Дмитриевича. Это рот доброго мальчишки. Впрочем, не только мальчишки. Потому что у Иринки были такие же губы и такая же улыбка (если, конечно, Иринка не дулась). А сейчас Иринкин рот грустно сжат, и сама она стояла поникшая. — Он же очень хороший художник! — искренне сказал Журка. — Хороший, конечно… А в Союз художников который год не принимают. Он там у них на собрании одного начальника прямо при всех "киношником" обозвал. Ну вот, с тех пор… — И выставку из-за этого отменили? — Я не знаю… Видишь какое дело, он ведь работает в художественных мастерских, там ему заказ дали — какие-то планшеты для завода рисовать. А он увлекся нашей картиной, заказ вовремя не сдал… Главное, что на заводе-то ничего, согласились подождать, а директор мастерских расшумелся. В выставком пожаловался… А при чем здесь выставка? Это же разные вещи — заказ и картины! Просто у него там друзья… — У кого? — машинально спросил Журка. — Да у директора. В выставкоме. Вот они опять и сделали папе гадость… — А у Игоря Дмитриевича разве нет друзей? Чтобы заступились за него? — сочувственно спросил Журка. Иринка как-то по-старушечьи махнула рукой. И сказала с сердитой откровенностью: — А… "друзья". Когда праздник или день рождения, они тут как тут. А если помочь надо, с начальством ссориться не хотят. Разве это настоящие друзья? Журка грустно усмехнулся: — А от тех, кто настоящие, тоже никакого проку… — Где они, настоящие-то? — тихо и печально отозвалась Иринка. Так же тихо и очень серьезно Журка сказал: — А я? Они помолчали. Журка вдруг застеснялся, Иринка, видимо, тоже смутилась. Потом она тряхнула волосами и попросила с хмурой виноватостью: — Ты уж на меня не сердись… — За что? — удивился Журка. — Да за это… Сегодня на остановке… — Я так ничего и не понял, — сказал Журка. — Ну и молодец, что не понял. А я дура… — Да ладно тебе… Пойдем к нам! Мама пирог с яблоками печет. Иринка покачала головой: — Нет. Мама сейчас папе капель даст и в постель уложит, а он всегда просит: "Ришка, посиди со мной рядышком". Я уж пойду посижу… Журка брел от Иринки, пинал перед собой пустую коробку от сигарет "Космос" и думал про Игоря Дмитриевича. И про Иринку: какая она сегодня хмурая и по-взрослому озабоченная. По правде говоря, в Иринкином разговоре о всех этих выставкомах, заказах и отцовских недругах Журке почудилось что-то ненатуральное. Будто она повторяла не свои слова. Но тут же он подумал: "Ну и повторяла. А что такого? Слышала, как отец рассказывает, а потом со мной поделилась…" Иринкина тревога об отце была настоящая и большая, Журка это чувствовал и сам теперь тревожился. Он знал точно, что Игорь Дмитриевич хороший и добрый. Недаром же, когда смотришь на "Путь в неведомое", даже горло начинает щекотать от волнения. Знал он и то, что еще в прошлом году Игорю Дмитриевичу сказали все в том же непонятном выставкоме: "Написано недурно, однако сюжет у вас какой-то странный. Любители живописи ждут от художников, что они отразят современность, а у вас какой-то Грин или Жюль Верн…" Олухи, честное слово!.. Только бы Игорь Дмитриевич не расстроился слишком сильно и не заболел. А то больше не будет хороших минут и веселых разговоров в солнечной комнате с качелями. Лето совсем, совсем скоро кончится… И словно в доказательство близкой осени пахнул из-за угла холодный ветер. Неожиданный и резкий. Угнал в канаву сигаретную коробку, хлестнул по ногам колючей пылью и мусором, запорошил глаза. Серая тучка набежала на солнце. Журка моментально озяб. Но назло ветру и назло всем печальным мыслям решил, что домой не пойдет, а, раз уж есть свободное время, забежит сейчас к Лидии Сергеевне. Потому что улица Кирова в двух кварталах. Эта мысль улучшила Журкино настроение. Он подумал, что у Игоря Дмитриевича, может быть, скоро все наладится, зашагал быстрее, согрелся на ходу и к дому Лидии Сергеевны подошел совсем весело. Дом был новый, девятиэтажный. Лидия Сергеевна стояла на площадке второго этажа. Держала свернутый половик и "выбивалку". |