Онлайн книга «Звезды под дождем»
|
— Нет, не все равно… Я же не давал обещания… Вообще-то давал. Я в пионерскую комнату пришел, когда никого не было, за знамя взялся и шепотом рассказал обещание… Но это ведь не считается? — Если всерьез давал, то, по-моему, считается, — сказал Кирилл. — Ну, лежи, Петька. До завтра… Прежде чем идти домой, Кирилл позвонил с автомата: — Мама? Это я… Ну, я понимаю… Мама, ну такие дела были! Бывают же уважительные причины. Мам, ты сперва послушай! Даже преступникам последнее слово дают… Ну ладно, ну хорошо, я согласен, хоть кочергой… Я специально у Деда попрошу… А его-то за что? Он хороший!.. Нет, мамочка, не надо, без велосипеда я помру… Антошка уже спит?.. Как это не мое дело? Как укачивать — так мое, а спросить нельзя, да?.. Ладно, еду. Да, да, немедленно!.. Дома Кирилл узнал, что он — лишенное совести и благородства чудовище, у которого одна цель: довести до погибели родителей. И самое ужасное, что, сведя в могилу отца и мать, он оставит сиротой не только себя, но и ни в чем не виноватого младшего брата. — Мама, но Дед же позвонил! — После того как он позвонил, ты болтался еще больше часа! Как я не сошла с ума?.. Девочка приходила, принесла портфель, сидела, ждала. Зачем-то ты ей был нужен. Так и не дождалась! — Женька?! Надо же! А Кирилл и забыл, что портфель у нее остался. Молодец, притащила! — Не Женька, а Женя… Где тебя носило? — Я спасал утопающего, — брякнул Кирилл, потому что выхода не было. — Что? — прошептала мама и опустилась на табурет. — Да, — сказал Кирилл. — Почти… Можно, я чего-нибудь поем? А то упаду, и меня уже никто не спасет. Мама его простила и накормила. А что ей оставалось делать? Правда, она сказала, что скоро придет отец (которого тоже где-то носит нелегкая) и тогда Кириллу придется отвечать по всей строгости. Отец пришел изрядно вымотанный, но в хорошем настроении. — Дитя мое, — сказал он, — когда кончишь набивать живот, изложи в деталях бурные события дня… Что это получается? Не успел отец прилететь, как его уже тянут в школу. Посреди рабочего дня! Бред какой-то! — Изложу, — согласился Кирилл. Они пошли в комнату, на диван, и Кирилл начал рассказ: про хор, про кошелек, про Еву Петровну… Лицо у Петра Евгеньевича делалось серьезней и серьезней. — Слушай-ка, — вдруг перебил он. — А может быть, Ева Петровна сказала мне правду? — Что? — прошептал Кирилл. Потом крикнул: — Какую правду?! Ты о чем?! — Что с тобой? — удивился Петр Евгеньевич. — Я же только спросил. Она говорила, что лучше перевести тебя в другую школу. Я и подумал… — А я подумал, что ты про кошелек… Отец помолчал, погладил лысину и печально сказал: — Ну и дурак… Кирилл с облегчением рассмеялся. — Рассказывай дальше, — велел отец. Кирилл рассказал про Чирка, про Дыбу, про то, как Петька пытался найти кошелек. — Вот и все… Отец хмыкнул, вскочил и зашагал по диагонали. — Ты думаешь, я неправильно сделал? — сердито спросил Кирилл. — Что? — Ну, с Чирком. Что решил молчать… и вообще… — Не знаю… Теперь это уже не имеет значения. Теперь ты должен делать, что решил. — Я и делаю… — Да, Ева Петровна тебя не одобрила бы… Кстати, твое сегодняшнее поведение она считает вызывающим, ужасающим, подрывающим основы педагогики… — А ты как считаешь? — с любопытством спросил Кирилл. Привалившись к спинке дивана и подтянув к подбородку колени, он следил за отцом. Петр Евгеньевич почти забегал. Кирилл снисходительно вздохнул: — Трудное у тебя, папа, положение. Согласиться с Евой Петровной тебе совесть не позволяет. А сказать, что прав твой сын, непедагогично. Да? Отец подскочил и ухватился за подтяжки. — Не городи чепуху, любезный! "Педагогично, непедагогично"! Я прекрасно знаю, что отбирать портфели и обшаривать карманы — это бред. И что нельзя с бухты-барахты называть человека вором! Но согласись, что и ты держал себя не лучшим образом! Еву Петровну возмутил больше всего твой тон. — Когда не к чему придраться, придираются к тону, — объяснил Кирилл. — Стоит открыть рот, как уже говорят, что грубишь… Начинаешь доказывать, что нет никакой грубости, а тебе сразу: "Ах, ты еще и споришь!" — Ну, это бывает иногда, но все-таки… — Папа, — перебил Кирилл, — тебе сколько было лет, когда у тебя первый раз отобрали портфель и послали тебя за родителями? — Что?.. Да, было… Девять лет. В третьем классе. — И что ты делал? Петр Евгеньевич отпустил подтяжки, и они щелкнули его по плечам. — Что я делал… Плакал, кажется. — И я раньше плакал, — сказал Кирилл и встал. — Видишь, папа, в чем дело: я плакал и был хороший. А сейчас я научился не плакать… если даже хочется… Но я не виноват, это виновата зеленая обезьяна. Петр Евгеньевич изумленно уставился на сына. — Какая… обезьяна? Это ты про Еву Петровну? Кирилл с хохотом рухнул на диван. — Ой, мамочки!.. При чем здесь Ева Петровна! Это шутка такая… Ой, слышала бы она! Нахохотавшись, он вскочил, подошел к отцу сзади и повис у него на плечах. — Смотри, я скоро с тебя ростом буду. — Рост линейной величины сам по себе не есть признак роста качества. Проще говоря, велика Федора… — ответствовал Петр Евгеньевич. — Кстати, почему ты уходишь от серьезного разговора? — Разве я ухожу? — удивился Кирилл. — Я как раз хотел… — Да? А что хотел-то? — Хотел спросить: как ты думаешь, почему наша Ева Петровна такая? — Какая "такая"? В общем-то обыкновенная. Ты слишком сурово на нее смотришь. — Ага. Ты ещё скажи: "Какое ты имеешь право обсуждать взрослого человека?" А как жить, чтобы не обсуждать? Всё равно обсуждается — не вслух, так в голове. Мозги-то не выключишь. — Видишь ли, Кир… Обсуждать и судить — разные вещи. Чтобы судить, надо понимать. Ты пробовал понять эту Еву Петровну — устающую каждый день в школе, издёрганную семейными хлопотами? Возможно, не очень здоровую. И тем не менее работающую с полной отдачей. Ради вас. — Ради нас? А нас она спросила, надо ли нам это? — Подожди. Я сегодня с ней беседовал и вижу: она искренне убеждена, что поступает правильно, она отдаёт своей работе массу сил. А то, что она не всегда вас понимает, ну что ж… |