Книга Мушкетер и фея, страница 17 – Владислав Крапивин

— Да! — продолжал отец. — Когда ты бывал виноват (а это случалось нередко), я ограничивался беседами. Теперь я понял, что тебя следовало попросту драть.

— Еще не поздно, — подала голос из своей комнаты двоюродная сестра Вера Сергеевна.

Необдуманную реплику Джонки оставил без внимания, а на отца поднял из-за книги левый глаз. С едва заметным любопытством.

— Совершенно верно, еще не поздно, — сурово и взволнованно произнес отец. — И очевидно, в ближайшее время я этим займусь.

— Как это? — рассеянно поинтересовался сын, снова исчезая за книгой.

— Что значит "как это"? — слегка растерялся родитель. — Ты что, не знаешь, как это делается?

Сын пожал плечами:

— Ты же сам сказал, что раньше только беседовал. Откуда мне знать?

— Хм! Откуда… Хотя бы из художественной литературы. Ты читаешь дни и ночи напролет. Даже когда разговариваешь с отцом.

— Про такую ерунду я не читаю, — гордо сказал Джонни.

— Положи книгу! — тонким голосом потребовал отец. — Или я… немедленно выполню свое обещание.

Джонни отложил пухлый том. Обнял согнутые у подбородка колени.

— Папа, — сказал он снисходительно. — Ничего ты не выполнишь.

— Это почему?

— Ну, во-первых, ты культурный человек… Во-вторых, ты не знаешь, как я бегаю. А тебя в ваших рес… рев… рес-таврационных мастерских ругали на собрании, потому что не хочешь сдавать нормы ГТО. Ты сам говорил.

— Не твое дело, за что меня ругали, — уязвление откликнулся отец. — А бегать за тобой я не собираюсь. Побегаешь и сам вернешься.

— Конечно, — вежливо согласился Женька. — Но к тому времени ты остынешь и поймешь, что я ни в чем не виноват.

Отец скрестил руки и в упор глянул на сына. Потом протянул почти ласково:

— Ах, не виноват…

— А что я сделал?

— Ты?.. Сделал?.. Твое поведение!.. О тебе ходят легенды! Ты позволяешь себе черт знает что… А сегодня? Как ты разговаривал с учительницей!

— Как?

— Ты посмел сказать ей: "Не ваше дело"!

Джонни вздохнул:

— Не так, папа. Я сказал: "Извините, но мои волосы — это мое дело".

— Вот-вот! Ты считаешь, что имеешь право так разговаривать с учителями?

— А чего ей надо от моих волос? Даже директор ничего не говорит, а она цепляется!

— "Цепляется"!

— Ну, придирается. Каждый день.

— Потому что твоя прическа ужасна! Ты, наверно, считаешь, что чем длиннее волосы, тем больше геройства? А на самом деле — сначала космы до плеч, потом сигарета в зубах, потом выпивка в подъезде…

— Потом кража, потом колония… — подхватил Джонни. — Это самое Инна Матвеевна и говорила.

— И совершенно справедливо!

— И совершенно глупо, — грустно сказал Джонки.

— Ну, знаешь ли!.. — взвинтился отец, но вспомнил, видимо, что сын считает его культурным человеком. Подумал и сдержанно попросил:

— Хорошо, тогда объясни, зачем тебе твои растрепанные локоны?

— Пожалуйста, — так же сдержанно откликнулся Джонни. — В каникулы будет Неделя детской книги. В Доме пионеров готовят карнавал книжных героев. Я хочу, чтобы у меня был костюм мушкетера. А кто видел мушкетеров со стриженым затылком?

Отец растерянно поскреб подбородок.

— Д-да? Ну… а почему ты не рассказал это Инне Матвеевне?

— Папа… — со вздохом сказал Джонни. — Подумай сам. Что можно объяснить рассерженной женщине?

Это заявление слегка обескуражило Воробьева-старшего. А пока он размышлял, из коридора донесся голос Джонниной мамы:

— Валерий! Иди сюда.

Джоннин папа растерянно глянул на сына и вышел в коридор.

— Валерий! — сказала мама. — Сколько раз я просила не ставить грязную обувь на чистый половик?

— Я не ставил, — мягко ответил папа. — Я только…

— Значит, это я поставила сюда твои ботинки?

— Во-первых, они не грязные, а во-вторых…

— А во-вторых, мне надоело. Я тысячу раз…

Джонни встал и деликатно прикрыл дверь. Он считал неприличным слушать родительские споры. Голоса сделались глуше, и можно было разобрать лишь отдельные фразы:

— Но я же пытаюсь объяснить…

— Мне нужны не объяснения, а чистота…

Потом папа с мамой удалились на кухню…

Через десять минут отец, слегка взволнованный и порозовевший, вернулся в комнату. Кажется, он готов был кое в чем согласиться с сыном. Но сына не было. В опустевшем кресле валялась книга с тремя скрещенными шпагами на облезлом переплете.

Пока родители выясняли вопрос о ботинках, Джонни оделся и ушел на прогулку.

Был ранний вечер — такое время, когда еще не очень темно и лишь кое-где зажигаются огоньки.

Стояла середина марта. Недавно звенели оттепели, а сегодня вернулась зима. Но была она не суровая. Падал щекочущий снежок. Он ложился на подстывшие лужи, на застекленевшие веточки. Джонни медленно шагал вдоль палисадников, ловил языком мохнатые снежинки и мечтал.

Одинокие прогулки Джонки полюбил — недавно — с той поры, когда встретил прекрасную незнакомку.

Это случилось в конце февраля. Тоже был вечер, только не такой, а холодный и неуютный. С ветром и колючим снегом. Настроение у Джонни тоже было неуютное и колючее. На последнем уроке он поспорил с Инной Матвеевной, и она в его дневнике написала длинное обращение к родителям. Все это было ужасно несправедливо. Неприятностей Джонни не боялся: родители все равно забывали смотреть его дневник. Но обида грызла Джоннино сердце. Обида требовала выхода. И Джонни сумрачно обрадовался, когда впереди различил фигурку в курточке с меховым воротником и вязаной шапке с белым шариком на макушке.

В такой курточке и шапке ходил Витька Шпаньков по прозвищу Шпуня.

"Та-ак", — сказал про себя Джонни и переложил боевой портфель из левой руки в правую. Шпуня был один из младших адъютантов небезызвестного Тольки Самохина, с которым Джонни и его друзья не ладили с давних пор. Кроме того, Джонни имел со Шпуней личный счет. В октябре, когда третьеклассника Воробьева принимали в пионеры, Витька Шпаньков на совете дружины рассказал, будто Джонни с приятелями угнал лодку у бедного старого пенсионера Газетыча. На самом деле лодка была ничья — гнилая и дырявая. Газетыч хотел завладеть ею без всякой справедливости. А Джонни с ребятами хотели построить крейсер, чтобы все играли. Джонни так и объяснил. Спокойно и подробно. А потом рассказал, что компания Самохина, где был и Шпуня, еще раньше хотела увести лодку (для себя! ), но Газетыч отбил это пиратское нападение, и в том бою Шпуня пострадал: получил по шее прошлогодним стеблем подсолнуха.