Книга Оранжевый портрет с крапинками, страница 129 – Владислав Крапивин

— Еще немножко... — умоляюще сказала Ника. И ей опять не посмели отказать...

— Клянусь дедушкой, я уже начинаю нервничать... — Старпом Жора поглядывал на часы. — Может, мне отправиться на поиски?

— На чем? — капитан Ставридкин еле сдерживал раздражение. — Лодка-то на берегу.

— Я могу и вплавь...

— Подождем, Жора. Как говорится, нельзя распылять силы...

А Владик в это время на глазах у всех провалился... неизвестно куда! Шел впереди всех, вдруг плита под ним повернулась, и мальчишка скользнул вниз.

— Владик!! — перепуганно заголосила Ника.

Все сгрудились над неожиданно открывшимся люком.

— Я здесь! Я держусь за скобу!

— Сейчас мы тебя вытащим! — Максим торопливо раскрутил обмотанную вокруг пояса веревку. — Держи!

— Я держу!.. Только меня не надо вытаскивать. Я лучше спущусь!.. И спускайтесь все! Здесь скобы как ступеньки...

И по очереди все стали спускаться по скобам, вбитым в стенку каменной шахты. Гоша при этом бормотал:

Владик!..

— Что, Гоша? — отозвался Владик из глубины.

— Это самое... Подскажи рифму к слову «шхуну».

— «Наверху нам»... — отозвался вместо Владика Максим.

— Это... я не понял.

— «А лучше бы быть в этот час наверху нам»! — насмешливо продекламировал Максим. — Потому что все равно никаких кладов нет.

— Мы же не только клад ищем... — жалобно напомнила Ника.

— Вот потому и спускаемся... — отозвался Максим. — А, черт! Кажется, я зацепился штанами за крюк...

— А я вообще застрял, — сообщил дядюшка Юферс. — Эта шахта не рассчитана на людей моей комплекции. Гоша, потяни меня за ногу...

— Это самое... сейчас...

— А-а-а! — дядюшка Юферс не удержался и устремился вниз, как поршень по стволу насоса. При этом он, естественно, сбивал остальных, и скоро на каменном полу обширного помещения, в который вела шахта, копошилась куча свалившихся путешественников.

К счастью, никто серьезно не пострадал. Только Владик спросил слегка дурашливо:

— Гоша, ты не мог бы опять позвать пуделя Бимса? Все колени и локти в ссадинах...

— Это самое... здесь не получится...

— Смотрите-ка, опять телефон! — воскликнула Ника.

— Ты хочешь позвонить? — спросил Владик.

— Куда? — сказала она уныло. И вдруг всхлипнула, как раньше. — Если бы можно было позвонить папе. Хоть на секундочку...

Владик и Максим оказались рядом. Чем они могли помочь Нике? Владик осторожно взял ее за плечо. Максим досадливо оглянулся. И... воскликнул, обрадовавшись, что хоть на минуту может отвлечь Нику от грустных мыслей:

— Охохито, дайте мне пистолет!

— Зачем, мучачо?

— Я обещал застрелиться, если снова увижу такую дурацкую надпись! Смотрите!..

В самом деле, на одной из стен заметна была сделанная облупившейся белой краской большущая строка, сообщающая, что здесь был Вася.

Крупные буквы белели в двух метрах от пола.

— Если из-за каждой такой надписи стреляться, пороху не хватит, — сказал Владик. А Нике шепнул, как маленькой: — Не плачь. Найдется папа, вот увидишь...

Она всхлипнула еще раз, но уже не так сильно. И... все-таки девочка есть девочка. Вынула зеркальце, которое нашлось в шкатулке и с той поры всегда было у Ники в кармане. Попросила Владика тихонько:

— Подержи...

Одной рукой она стала светить фонариком снизу себе на лицо, а другой выдернула из-за пояса футболку и подолом принялась стирать со щек слезы. И...

— Смотрите! «Эр» в зеркале!

Сперва никто ничего не понял. Но Ника повторила:

— Смотрите в зеркало! В нем отражается «Эр» в круге!

В самом деле, буква Я в слове «Вася», отразившись в зеркале, превратилась в букву R. Причем располагалась эта буква в круглой вмятине (таких вмятин на стене было достаточно).

— Силы небесные... — пробормотал дядюшка Юферс, тоже заглянувший в зеркальце. — Лангустыч... Кажется, наконец то самое...

— Да не верьте вы! — досадливо воскликнул Максим. — Это опять Васины шуточки! Увидите очередную фигу!

— Как знать, как знать... — возразил дядюшка Юферс. — Ведь на сей раз надпись весьма старинная. Смотрите, слово «был» с твердым знаком, и ять в слове «здесь». Так писали сто лет назад...

И правда, приглядевшись, все заметили старинную орфографию в набившей оскомину надписи:

Владик первый сообразил, что надо не рассуждать, а действовать.

— Дядюшка Юферс, дайте ваш топорик! — И он выхватил у старого боцмана из-за пояса топорик, который тот предусмотрительно прихватил в поход. — Макарони, иди сюда! Нагнись!.. — Он подтащил слабо упирающегося Макарони к стенке, заставил пригнуться, вскочил ему на плечи. Ударил обушком по букве Я раз, другой.

Посыпались крошки.

— Это не камень, а штукатурка! — крикнул Владик. — Совсем мягкая.

— Вася, когда заделывал стенку, прихлопывал глину ведром. Отсюда и круглые вмятины, — скептически заметил Максим.

Владик продолжал колотить. Куски штукатурки падали на затылок и спину Макарони, но он терпел, только фыркал и мотал головой. Остальные наблюдали за Владиком с растущим нетерпением.

Наконец топорик после удара ушел в пустоту, образовалась дыра. Владик ухватился за ее край, потянул, отвалил крупный пласт штукатурки. Тот ухнул вниз, Макарони взвыл. Но и он, вывернув шею, с нетерпеливым любопытством смотрел: что же дальше?

Владик, выгибаясь назад, тянул из открывшейся ниши какую-то тяжесть.

— Охохито, дядя Юферс, помогите... Я не удержу...

В свете фонариков стал виден обмотанный не то кожей, не то бумагой и обвязанный лохматой веревкой сверток. Когда он перевалился через край ниши, старый боцман и Охохито подхватили его (дядюшка крякнул). Опустили на пол. Владик спрыгнул с Макарони, тот выпрямился, постанывая и держась за поясницу.

Все смотрели на сверток. Неужели и правда клад? Даже Ника на время забыла о грустных мыслях.

Охохито вынул складной нож, щелкнул раскрывшимся лезвием. Нагнулся, собираясь перерезать веревки.