Онлайн книга «Оранжевый портрет с крапинками»
|
— Умойся хотя бы. Большая такая, а вся зареванная. — Из-за тебя из-за дурака… — Ну, из-за меня. Что теперь, так и будешь неумытая ходить? — Дурак… — Ну, пусть дурак. Все равно умойся. — Не хочу с тобой разговаривать… Юля вернулась к ручейку, присела, плеснула в лицо несколько пригоршней. Вода пахла вялыми тополиными листьями. Юля вздохнула и стала умываться как следует. Сквозь мокрые пальцы взглянула на Фаддейку. Он стоял в трех шагах и хлестал мотком веревки по кривой садовой скамейке. И смотрел куда-то в сторону. И был весь такой сердито-обиженный, шея тонкая, майка в пыли и глине, а в рыжих космах — земляные крошки и, кажется, сухие пауки. Щеки и руки-ноги тоже перемазаны землей. Юля платком вытерла лицо и сказала мимо Фаддейки: — Еще и дуется… Он обрадованно стрельнул в нее глазами. — Сама дуешься. — Знаешь, что мне хочется с тобой сделать? — Ага! — с готовностью отозвался он. — Опять за ухо! — Нужны мне твои уши… Выстирать бы тебя, выжать и высушить на веревке. Чтобы и мозги заодно прополоскались и проветрились… Иди сюда. Фаддейка подошел с дурашливо-покаянным лицом. Юля отряхнула его вихры и майку. Мокрым платком стала вытирать нос и конопатые щеки. Фаддейка фыркал и жмурился, но не спорил. Потом пробубнил в платок: — Сама не знаешь, чего перепугалась. — Тебя бы на мое место! Я такого натерпелась… — Когда ты успела! Я там три минуты был! — Балда, это для тебя три минуты. А для меня три часа… Брысь! Она повернула его, хлопнула платком по шее, заросшей желтым пухом. Фаддейка потер шею и насупленно сказал, не обернувшись: — Даже не спросила, что там такое, в этой дыре. — Дыра — она и есть дыра. Насквозь. Чтоб такие шалопаи лазили. — А вот и нет! — Он обернулся и прищурил правый глаз. — Там подземелье! Комнатка такая с кирпичным потолком. Там, наверно, раньше казна хранилась. — Обормотов таких туда сажали… Пошли домой. — Я хотел там все внимательно осмотреть, да подумал, что ты волнуешься… — И на том спасибо… — Хватит уж рычать-то, — сказал Фаддейка серьезно. — Смотри, что я там нашел. Он запустил руку в отвисший карман и протянул Юле на растопыренных пальцах темный кружок. Неровный, шириной во всю его ладошку. Пряча любопытство и все еще с недовольным видом, Юля взяла находку. Это была монета. Тяжелая и такая большущая! К ней крепко присохли чешуйки сухой земли и кирпичной пыли, зеленели пятнышки медной окиси, но Юля сразу разглядела вензель Екатерины Великой: букву Е, перечеркнутую римской цифрой II, корону и всякие завитки по краям. — Ух ты… — прошептала Юля и перевернула монету. Потерла платком. На другой стороне какие-то два зверя — не то лисы, не то куницы — стояли на задних лапах и держали свиток с мелкой надписью: Десять копеекъ А по кругу шли четкие большие буквы: МОНЕТА СИБИРСКАЯ Внизу были выбиты цифры: 1772. — Вот это старина… — Юля с уважением покачала на ладони медную тяжесть. — И громадная. Ничего себе гривенничек, да, Фаддейка? Он довольно хмыкнул. — А что за звери здесь? — спросила Юля. Она радовалась и находке, и тому, что можно уже не сердиться. Фаддейка снисходительно объяснил: — Соболя. Потому что такие деньги специально для Сибири и для Урала делались… Это не такая уж редкость, здесь их часто находят… — Все равно интересно… — Ага… Я ее знаешь как нашел? Локтем зацепился, посветил, а она торчит между кирпичами. Если кирпичи разобрать, там, наверно, еще есть. Может, целый клад. — Ты что, еще раз туда собираешься? — снова перепугалась Юля. Он засмеялся: — И не раз даже. Там от стены-то совсем свободный проход, только никто про него не знал… Да ты не бойся, это я потом, с ребятами… Ну, чего ты такая прямо вся осторожная! А еще первый разряд по туризму! — Это же у меня разряд, а не у тебя… Юля еще раз опасливо вздохнула и протянула Фаддейке монету. Он сказал: — Возьми ее себе. — Да что ты! Это же твоя находка… Такая интересная. — Вот и возьми, раз интересная… Ну, чего ты? Если не возьмешь, я ее с берега кину. Честное пионерское! — Он решительно свел реденькие рыжие брови. — Ну… тогда ладно, — смущенно сказала Юля. И усмехнулась: — На память… Как посмотрю на нее, так и вспомню про весь сегодняшний страх. — Хватит уж об этом, — ворчливо отозвался Фаддейка. — Пошли домой. — Сперва на почту зайдем. — Не работает почта. Все в колхоз уехали морковку дергать. — Откуда ты знаешь? — Объявление висит. Я сегодня ходил туда, видел. Юля про себя засомневалась: не сочиняет ли? Может, просто не хочет идти лишние три квартала? Или боится, что она опять не получит письма и расстроится? — Что ты там делал, на почте-то? — Письмо хотел отправить… Пошли! — Он зашагал впереди Юли, помахивая веревкой. Юля недоверчиво сказала ему в спину: — Кому это ты письма пишешь? — Ну, кому… Маме. А что такого? — Да нет, ничего, — смутилась Юля. — Просто я подумала, что на нашей улице тоже почтовый ящик есть. — А я заказное решил послать, чтоб надежнее. А то она не пишет и не едет. Давно уже обещала приехать… — Скучаешь? — осторожно спросила Юля. Фаддейка сказал с усталой ноткой: — А ты как думала… Кира Сергеевна по-прежнему была не в духе. Увидев перемазанного Фаддейку, она обратила глаза к небесам и спросила, за что ей на старости лет такое наказанье. Небеса остались безмолвны. Тогда тетя Кира заявила: — Бери таз, снимай все и стирай. Хватит с меня. И есть не проси, пока не выстираешь. Это было не очень-то логично: есть он никогда не просил, приходилось загонять за стол силой. — Подумаешь… — хмыкнул Фаддейка. Через несколько минут он в одних плавках танцевал во дворе у табурета с большущим тазом. Разлеталась пена и снежными хлопьями садилась на листья рябин. А мыльные пузыри уплывали под ветви разлапистой ели — будто ель заранее примеряла новогодние украшения из прозрачных шариков. От вечернего солнца в них играли рыжие искры, словно там сидели крошечные Фаддейки. Юля подошла: — Давай помогу. |