Онлайн книга «Оранжевый портрет с крапинками»
|
— Мы отправились гулять. Это чудо-юдо обещает таскать меня целый день по каким-то «своим» местам… Имей в виду, дорогой мой, что на колокольню я все равно не полезу… Фаддейка еще раз пустил привычную искорку и радостно сказал Юле: — Пошли с нами! Юля покачала головой и показала часы. — Ну, тогда завтра! Юль! За грибами! В лесу знаешь сколько груздей! Глядя на его причесанную макушку, мать плавно сказала: — Ты, наверно, хочешь, чтобы Юле поставили двойку за практику. Не забывай, что у нее на первом месте должна быть учеба. — В самом деле, — сдержанно согласилась Юля. Неловко подмигнула Фаддейке и пошла в библиотеку. В этот день было неожиданно много читателей. То ли соскучились по книжкам за каникулы, то ли просто школьники разом съехались в родной городок из лагерей и гостей перед началом занятий. Кроме того, Юля ходила по двум адресам — искала «должников». Один был в отъезде еще, а второй — восьмилетний большеглазый пацаненок — с перепугу забрался в старый курятник: решил, что за утерянные на рыбалке «Приключения Травки» его сейчас поведут в милицию. Пришлось вместе с бабушкой извлекать ревущего читателя на свет и успокаивать… В таких делах время летело незаметно. В середине дня Юля сумрачно поклялась себе, что на почту не пойдет. И не пошла. И даже не очень думала о письме, потому что царапала ее другая тревога: из-за Фаддейки. Хотя, казалось бы, что случилось? Мать приехала, отмыла, приласкала, радоваться надо. «Увезет она его скоро», — печально сказала себе Юля. И сразу же сердито возразила: «Ну и увезет! Что это, новость для тебя?» «Не новость, но все равно грустно». «Грустно не грустно, а все на свете когда-то кончается». «Как-то не так кончается. Не по-хорошему…» «Перестань!» — одернула она себя. Но беспокойство не прошло. И Юля не удивилась, а только еще больше запечалилась, когда пришла домой и увидела на своем крылечке Фаддейкину мать. Не было сомнения, что она поджидала Юлю. Виктория Федоровна ласково сказала: — Вот вы и вернулись… Как дела, Юленька? Юля аккуратно улыбнулась: — Дела обычные — библиотека. Никакой романтики… Особенно, если смотреть со стороны. — Вы, наверно, скучаете в здешнем захолустье? — Некогда скучать-то. Работы невпроворот. — А по вечерам? Тут и сходить некуда… — Вы знаете, я домоседка. — Так и сидите в этой конуре?.. Кстати, как вы там устроились? Можно взглянуть? — Вполне уютно устроилась, — опять улыбнулась Юля. — Заходите… В комнате она подвинула Виктории Федоровне единственный стул, сама присела на топчан. Фаддейкина мать со старательным любопытством оглядывала пустые углы и дощатые стены. Молчание затягивалось. Чтобы разбить его, Юля спросила: — Как погуляли? — Ох, он умучил меня! Таскал по каким-то развалинам, по зарослям… Брюки изорвал, погон отодрал на рубашке. Я еле дышала, когда вернулась… Представляю, как надоел он вам! — Почему? — Он мне только про вас и говорил. Наверно, целые дни от вас не отстает… — Да что вы, Виктория Федоровна. Днем я на работе. — Ну, утром и вечером… Вам и отдохнуть-то некогда. — Он мне ни капельки не мешает. — Юля… — мягко сказала Виктория Федоровна. — Дело не только в вас… дело в нем. — А… что случилось? — с неприятным ожиданием спросила Юля. — Не случилось, но… поймите меня правильно. Эта его привязанность к вам… Он непростой ребенок. Излишне впечатлительный, фантазер. И я, честно говоря, опасаюсь… — Боюсь, что я все-таки не понимаю вас, — насупленно сказала Юля. На нее навалилась тяжелая неловкость. — Сейчас я объясню… Думаете, он только с вами так? У него странный интерес к взрослым людям. Он прилипает к ним, морочит головы своими выдумками, мучает вопросами. А потом мучается сам: вспоминает, писем ждет. А какие письма? У взрослых людей свои дела, они забывают мальчишку через неделю после отъезда… Юля могла сказать, что она Фаддейку не забудет и письма писать станет обязательно. Сама знает, как плохо без писем. Но она понимала, что эти слова Викторию Федоровну не обрадуют. Она только сказала: — Что поделаешь, раз такой характер… — Дурацкий характер! — с неожиданной плаксивой злостью отозвалась Фаддейкина мать. И сразу перестала быть красивой. — Я замучилась… Выдумал себе предка-адмирала, переделал нормальное имя Федор (в честь деда!) в какого-то Фаддея. И ведь заставил всех признать себя Фаддеем!.. А эти непонятные слезы по ночам! Спрашиваю: что случилось? Какой-то Вова Зайцев из их класса уехал в другой город. Но они с этим Зайцевым сроду не были приятелями! А он ревет: «Теперь уже никогда и не будем…» — Выходит, не только среди взрослых он друзей ищет, — вставила реплику Юля. Виктория Федоровна утомленно замолчала. Юля добавила: — Бывает, что он целый день с мальчишками носится. Мяч гоняют, плот строят. Шар недавно запустили… — Ну да, шар! Он писал мне. Марсианский глобус… Вы, наверно, не видели его «Марсианский дневник», он его ни единому человеку не показывает. Я однажды нашла и заглянула… Юля пожала плечами: — Чуть не все ребята фантастику сочиняют. Даже в здешней библиотеке куча рукописных журналов. — Да, но какая фантастика! Знаете, как начинается его тетрадка? «Это самая настоящая правда! Это больше правда, чем наш город, наш дом и я сам. Потому что, если я даже умру, Планета останется. И лишь бы они больше не воевали…» Это в его-то годы! Умирать собрался. — Это же просто сказка… — Вот именно. И я очень боюсь, что он вырастет беглецом от действительности. Юля спросила тихо и с неожиданной злостью: — От какой действительности? От вашей? Виктория Федоровна медленно посмотрела на нее и покивала: — Вот-вот. И вы туда же… А действительность, Юленька, одна. И довольно суровая. — Не в суровости дело. Тошно иногда от этой вашей действительности, — уже без оглядки сказала Юля. — Скучно среди импортных шмоток, служебной грызни и вечных стараний устроить свою жизнь на зависть другим. И вечного страха за это свое благополучие… Виктория Федоровна не вспылила, не встала и не хлопнула дверью. Посмотрела с ироническим и грустным интересом. — Вы, видимо, всерьез считаете меня модной, свободной от мужа дамочкой на престижной должности? Ведет, мол, светскую жизнь, разъезжает по заграницам… А я изматываюсь на работе, мне поперек горла эти поездки… Если бы не они, я бы ни за что сюда сына не отпустила. |