Онлайн книга «Оранжевый портрет с крапинками»
|
— Может быть, есть в этом знак судьбы. — Какой знак, князь? В чем? — В том, что прекратил эту войну ребенок и последней кровью этой войны была тоже кровь ребенка… Может быть, судьбе достаточно этой жертвы, и она будет милостива к людям? — Люди сами делают свою судьбу, — возразил Фа-Тамир. — И люди есть всякие. Остатки сотни песчаных волков будут еще долго рыскать в дюнах, и кровь, наверно, не последняя… Это я не в упрек тебе, Дах. Просто хочу сказать, что рано закапывать все мечи… И послушайте мой совет, великий Урата-Хал… — Слушаю, маршал. — Не разрешайте детям выходить из города без охраны. Да и взрослые пусть не ходят в одиночку. — Я уже понял это… но меня беспокоит вот что, Фа-Тамир. Почему вы позволили юному Фа-Дейку уехать так спешно и совсем одному? — Как я мог что-то позволить или не позволить владетелю тарги? — улыбнулся Фа-Тамир. — Это была его воля. — Да. Простите, я не так сказал… Но, говорят, путь его на дальнюю родину долог и труден, а с мальчиком не было даже самой малой охраны… — Его конь знает короткий путь. На том пути нет врагов… — А верно ли говорят, что юный Фа-Дейк больше не вернется к нам? — Почему же… Он, может быть, вернется, но не скоро. — А правдивы ли слухи, Фа-Тамир, что родом он с той голубой звезды, которая так ярко светит нам на заре? — Это правда, Урата-Хал, хотя похоже на сказку. — Жаль, — сказал великий вождь тауринов. — Почему же, князь? — Хотелось, чтобы он был кровным братом наших детей… — Он и так брат, — непривычно мягко сказал старый маршал. — Все мы дети одного солнца. — Это верно. И все-таки жаль. Фа-Тамир медленно проговорил: — Странную вещь сказал мне сет Фа-Дейк, когда мы прощались на краю Стана… Я был опечален разлукой и не задумался тогда над его словами… — Что же он сказал, маршал? — Я не точно запомнил, да и сам он говорил сбивчиво… По-моему, вот что: «Может быть, и нет разных планет, а есть только одна на разных оборотах Звездного Круга… Мне трудно это объяснить, Фа-Тамир, я ведь еще мальчик… Но, может быть, мы жители одной земли, только в разное время…» — Что-то подобное слышал я от наших старцев, которые хранят в тайных подвалах древние книги. Но отчего такие мысли пришли в голову ребенку? — Он говорил и дальше… «Я очень боюсь, Фа-Тамир, что это в недалекое от меня время люди превратили планету в пески. А потом поставили в память о всем, что было, колокола. Те, что стоят сейчас в песках. Их и при мне было на Земле уже немало… Я должен вернуться, должен успеть, Фа-Тамир». — Что же хотел он успеть сделать? — Я спросил его. Он сказал: «Хоть что-то». Но в большом жестоком мире что может сделать мальчик! Они с минуту молчали, и было тихо, лишь стукали о камень копыта да в отдалении звучали над стенами ребячьи голоса. Вождь тауринов Урата-Хал произнес наконец: — Мальчики могут многое… Фа-Дейк сказал слово о мире, и стал мир. — Фа-Дейку дала силу и власть тарга, — уклончиво заметил маршал. — Дело не в мальчике, а в законах и обычаях нашей планеты. — Тарга до этого была у многих, а слово сказал мальчик… — Это так… — А иногда не надо и слова. Хота-Змейка лишь молчал, и потому жив целый город. — Вы правы, князь. Но я говорил о другом. Что мог сделать Фа-Дейк там, у себя, если он действительно умчался на своем Тире в древние времена? Кого мог спасти? Кому помочь? Что изменить? — Кто знает. Когда колеблются весы, один смелый шаг, одно хорошее дело может стать последней крупинкой на чаше добра… — Боюсь, что он не сумел бросить эту крупинку… — Почему же? — А потому, князь, что если бы он успел, все было бы иначе. Не было бы этих песков. Не было бы мертвых лесов… И нас с вами не было бы тоже, вместо нас родились бы другие люди. — Кто знает… — опять сказал Урата-Хал. — Может быть, мы есть как раз потому, что он успел. Иначе могло не остаться никого… Фа-Тамир устало проговорил: — Все осталось… И мы, и пески. И колокола… Фаддейка тряхнул головой, глянул на Юлю и улыбнулся. Глаза его опять золотисто просветлели, но в глубине их еще пряталась печаль. Чтобы прогнать эту печаль, Юля весело сказала: — Ой, Фаддейка, а я только что твой портрет видела! — Где? — На выставке цветов. Он непонимающе замигал. Юля засмеялась: — Оранжевый букет с крапинками, а называется «Фаддейка Сеткин». Очень похоже. Он хмыкнул и спросил недовольно: — Кто это придумал? — Женя Зайцева. Ты ее знаешь? Фаддейка сперва чуть вздрогнул, потом досадливо сказал: — Понятия не имею. Какая Зайцева? — Ну, тебе лучше знать. — Не знаю… Ой, это, наверно, Жека-Артистка! Она у нас на плоту штурманом была!.. Я и не знал, что у нее такая хорошая фамилия. — Хорошая? — удивилась Юля. — Ну… знакомая. У нас в классе один Зайцев был. Уехал потом… — Друг? — осторожно спросила Юля. Фаддейка тихо помотал головой: — Нет, просто… — Он улыбнулся: — Я один раз пошел за него, чтоб укол поставили, потому что он… ну, не хотел он. Сделал, а потом говорю: «Не ходи, я уже, вместо тебя». А он говорит: «А сам-то как пойдешь за себя? Тебя же сразу узнают, когда второй раз увидят!» И пошел тоже, с моей фамилией. Смешно так… А через два дня уехал, насовсем. — Может быть, еще встретитесь, — сказала Юля. — Может быть… Юль, ты про песню о рыжем коне смотри не забудь. — Не забуду… А в этой истории с уколом ты не прав. — Почему? — слегка ощетинился он. — Подумай своей головой. Ты его спасал от пустяшной боли, а укол этот спасает человека от самых больших болезней. Что важнее? И если бы он без прививки остался, а потом заболел, тогда что? Из-за тебя… — Ну… — Фаддейка посопел и вскинул веселые глаза. — Ничего же не случилось. Он оказался смелый в конце концов… А в уколы я не верю, глупости это. — Почему же глупости! — Конечно… Как получается! Чтобы спасти человека от большой болезни, надо загнать в него маленькую заразу. Разве так может быть? — Может. — Значит, чтобы человек не стал настоящим предателем, он должен сделать, что ли, маленькое предательство? |