Онлайн книга «Стража Лопухастых островов»
|
— Не исключено… Степка, у вас на дворе есть петух? — Не-а… — А слышала, он кричал? — Ага… Ига, давай поглядим! Они, мешая друг другу, сняли с полки мятый самовар, стащили на пол чемодан со старыми калошами, животами легли на прогнувшиеся доски. В стене светилась горизонтальная щель шириною в два пальца. Прильнули к щели. Двор за щелью был явно не тот . И время явно не то . Скорее всего, август. На рябинах краснели гроздья, лебеда у забора тоже была красноватая. Но тепло… Вместо поленницы был виден бревенчатый домик с двумя распахнутыми окнами и с крылечком. По траве ходили пестрые куры и медно-огненный петух с повисшим набок гребнем. Петух остановился, распустил крылья и опять весело поорал. Ветер топорщил на нем перья. «Репивет», — мысленно сказал петуху Ига. Неподалеку от крыльца дядька в синей майке, с бугристыми мышцами на плечах и руках чинил мотоцикл. Издалека не разберешь, какой марки. На подоконнике умывался черно-белый кот. Коты, они одинаковы во все времена. Может, крикнуть в щель: «Дяденька, какой нынче год?» Если и услышит, решит, что кто-то дразнится или спятил. Да и вообще… наверно, это нельзя… — Ига, это, наверно, те дни, когда мальчики снимали кино. — Скорее всего… Но оказалось, что совсем не те… На крыльцо вышла девочка лет десяти. Ветер трепал на ней синий сарафанчик и дергал в косичках синие ленты. Девочка держала газетный кулек. — Цыпы-цыпы-цыпы… — позвала она. Куры сломя голову кинулись к крыльцу. Петух, не роня достоинства, двинулся за ними. Девочка стала разбрасывать корм. Куры загалдели и принялись толкаться. Петух, все так же не теряя спокойствия, раздвинул их и при этом клюнул ближнюю хохлатку. Девочка погрозила ему пальцем. Кулек выскользнул у нее из руки, ветром его отнесло в лебеду, развернуло. Девочка всплеснула руками. кинулась следом. Но развеянную крупу разве соберешь! А кусок газеты взмыл, полетел — и прямо к щели, в которую смотрели Ига и Степка. Словно кто-то нарочно постарался! Бумага прижалась к доскам, затрепетала, закрыла наполовину щель. Ига высунул пальцы, втянул внутрь газетный клок. — Степка, смотри… На газетном краешке выше мелкого текста было напечатано: «Вечерний Ново-Груздев. № 211. 19 августа 1960 г.» — Вот какое там время. Степка вдруг сказала шепотом: — Это папин день рожденья. Он, конечно, в другой год родился, позже, а число то самое… И какая-то другая она сделалась, будто затвердевшая. Но не надолго, на несколько секунд. А потом опять зашевелилась и шумно прошептала: — Ига, а если выломать доску и вылезти туда ? Значит мы окажемся в том году ? По Иге снова пробежал озноб. — Степка, не вздумай! — Почему? — Потому что мы не знаем. Как там и что… Всякое же может быть… — А что? — Ну… это же не наше время. Вдруг прыгнем туда и пропадем. Или не сможем вернуться… Или сделаем случайно что-то такое, чего потом никто не расхлебает. Есть такой рассказ, про бабочку… — Какой рассказ? — спросила она с ноткой недовольства. — Будто один человек на машине времени поехал в давнее прошлое, к динозаврам. Ну, как турист. Ему велено было: за очерченный круг не ступать, ничего-ничего там не трогать. А он, дурак, раздавил бабочку… А когда вернулся, оказалось, что в его времени все не так, гораздо хуже… — Из-за бабочки? — Из-за пустяка может многое случиться. Есть еще басня про гвоздь. Кузнец, когда подковывал коня, случайно взял плохой гвоздь, и подкова скоро отлетела. А случилось это на войне, во время боя. А на коне сидел маршал. Он с коня слетел, его затоптали. Солдаты увидели, что главный командир убит — и бежать. Враг ворвался в столицу, потом захватил всю страну… Степка молчала. «Какой ты рассудительный, — словно сказал кто-то внутри Иги. — Просто трусишь, вот и все…» И все же он не просто трусил. Он боялся разрушить что-то хрупкое, вроде своей Конструкции на столе, если вдруг нечаянно заденешь локтем. А если он и боялся за кого-то , то не столько за себя, сколько вот за нее… которая виновато посапывает рядом. Иге захотелось оттащить Степку от щели. Но она вдруг отодвинулась сама, вздохнула, словно ей вмиг надоело подглядывать за жизнью в чужом времени. 4 Степка снова уселась на сундуке. Ига сел рядом. «Интересно, почему я не удивляюсь этому чуду с кладовкой? Может, потому, что я внутри него ?» А Степка вдруг сказала: — Интересно, где мы? Ига, а может, нам все это просто кажется? Или мы спим? Или… — Что «или»? — насупился Ига. — А вдруг нас нет на свете? Ведь кладовки-то нету… Может, мы уже умерли? Игу опять щекотнуло мурашками. — Щипни себя и узнаешь: живая или нет, — буркнул он. — Я сама себя щипать боюсь. Лучше ты меня… — Она локтем вперед протянула к нему голую руку. Тощенькую, беспомощную. Ига понял, что не дотронется до нее. — Нет уж, лучше ты меня… — И придвинул к ней ногу. Степка несмелыми пальчиками попыталась ущемить его икру. — Не-а, у тебя мускулы крепкие, не щипаются… — Ох уж, крепкие! — Ига с непонятной злостью ущемил пальцами кожу. — Уй-я… Нет, Степка, мы еще живые. Она вдруг заливисто засмеялась. — Тихо ты. Услышат… — Да никто не услышит! Кладовки же нет на свете … Я теперь понимаю, почему бабушка меня ни разу не нашла, когда я здесь пряталась. — А… зачем пряталась? — Если все надоедало… — Что надоедало? — спросил он с неожиданной тревогой. — Ну, вообще… Дед с бабушкой… — Они тебя обижают? — Не-а… Наоборот. Притворяются, что любят. — С чего ты взяла, что притворяются? Может, правда любят. — Не-а. Я же знаю. Я им ни к чему… И сама я тоже, притворяюсь, что люблю их. Так и живем. Забавно, да? — А почему ты тогда у них? Зачем здесь оказалась? Степка сказала со взрослой умудренностью: — Всякие обстоятельства… У нас там рядом с домом завод, от него дым всякий день, а у меня бронхиальная астма случилась. Еще и сейчас остатки есть, хрипы внутри. Послушай, если не веришь. Приложи ухо к спине… — И повернулась к Иге острыми, обтянутыми зеленым платьицем лопатками. Иге что делать-то? Осторожно приложился щекой к платьицу. Ощутил расплюснутым ухом острый позвонок. Хрипов не расслышал, потому что громко стукали два сердца — Степкино и его. Но сказал с сочувствием: |