
Онлайн книга «Рыжее знамя упрямства»
— Выгнали? Он не удивился. Кивнул. Глянул светло-карими глазами — вокруг них была тень. — За то, что без формы? Он был не в синем жилетике, как положено ученикам начальных классов, а в клетчатой рубашке и в джинсовом комбинезоне с блестящими пряжками на лямках. — Нет, на это она смотрит сквозь пальцы… Из-за калькулятора. — Какого калькулятора? Ты в каком классе-то? — Во втором Б. — И вас уже учат на калькуляторах? — Да. Она сказала, что будет экск… эксперимент. И велела, чтобы все купили. А мне родители покупать не стали… — А при чем здесь ты? Объяснялась бы с родителями. — А она со мной… Говорит: пока не будет калькулятора, на математику не пущу. — Тебя как зовут? — Толя Морозкин, — вздохнул он. Словно виноват был, что он — именно Толя Морозкин. “Толя-Толик… — прыгнуло у меня в голове, будто с мелькнувшей улыбкой. — Толик-Томик. Томчик…” Потому что он был похож на Стасика Галушкина, который в лагере у меня был Томом Берингом. Не внешностью похож, а манерой говорить, смотреть. Хотя и внешностью, пожалуй, — тоже большеглазый и с тонкой, как стебель одуванчика, шеей. А льняные невесомые волосы — как у Юрика Сенцова… — А вас как зовут? — вдруг спросил Томчик… ой, то есть Толик. — Женя… С чего это ты говоришь мне “вы”? — Ну… вы ведь большая. — Не большая, а длинная. В седьмом классе учусь. Значит, старше тебя всего на пять лет. — А вас… тебя тоже выгнали? — спросил Толик с осторожным придыханием. — Тоже. Я вздрючила одного типа, которые лез к тем, кто слабее. Я вовсе не хвасталась. Просто, когда что-то объясняешь младшим, лучше всего говорить правду. — И что теперь будет? — С кем? — С вами… с тобой. — Со мной абсолютно ничего. А вот что с тобой делать?.. Пойдем-ка к завучу. Он перепуганно соскочил с подоконника. — Не-е… — Почему “не”? Надо же как-то решать это дело! Или так и будешь прогуливать математику? — Мама, наверно, купит… Это отец не хотел, сказал: “Что за глупости! Эк… ксперименты во втором классе! Если надо, пусть покупает сама…” — Правильно сказал. Но пока не купили, не болтаться же в коридоре! Идем… — Попадет… — Тебе не попадет, потому что ты со мной. А мне не попадет, потому что я заступаюсь не за себя… Вообще-то я не была уверена в справедливом исходе этого дела. Потому что завучи — отнюдь не лучшие друзья школьников. Завучами пугают учеников с первого класса. К завучам водят провинившихся. Завучи на переменах ловят тех, кто бегает по коридорам, орут на них и ставят к стенке. У нас раньше была одна, ходила по школе с мегафоном на груди и вопила на ребят через этот электронный рупор. Потом, к счастью, уволилась, перешла на работу в гороно… Завучи вписывают в расписание всякие “обязательные факультативы”, от которых пухнет голова (и попробуй поспорь!) Илья говорил, что хорошие люди в завучи не идут, потому что должность такая. Здесь нужны особые характеры. Два года назад мы ехали с Ильей в трамвае из парка и с нами был еще Толик Гаевский, и вот к этому Толику привязалась полная дама: почему он не уступает ей, взрослому человеку, место. А по соседству свободных сидений было сколько хочешь, сделай только шаг. Толик даме так и сказал. А она принялась голосить на весь вагон, словно ее обокрали. И тогда Илья посоветовал: — Толик, уступи, не связывайся. Это наверняка завуч. Дама взвилась пуще прежнего: — А что?.. Что? По-твоему, “завуч” это оскорбление? — Вовсе нет, — разъяснил вежливый Илья (тогда еще девятиклассник). — Это термин. “Завуч” — это социально-писхологический стереотип, в основе которого лежит патологическая ненависть к детям. Дама, плюхнувшаяся на уступленное место, захлопала губами, обдумывая сложную формулу. И больше ничего не выговорила… И вот теперь мы шли к завучу. К незнакомому. Потому что она появилась в нашей школе только в начале этого учебного года. На двери кабинета была табличка: Завуч начальных классов Сидорова Ольга Сергеевна Я постучала и сразу испугалась: вдруг ее там нет? Может, на уроке! Тогда что? Но сразу откликнулся голос: — Да, пожалуйста… Я открыла дверь и подтолкнула Толика. Ольга Сергеевна Сидорова сидела за столом боком к двери, ее хорошо освещало яркое (летнее еще) солнце. И видно было, что завуч немолода, с сединой. Лицо, пожалуй, чересчур утомленное, но ничего, не сердитое. По крайней мере, на первый взгляд. Я сразу приступила к делу: — Здравствуйте. Вот этого Толика Морозкина, из второго Б, учительница выставила с урока, потому что у него нет калькулятора. У них там математический эксперимент, а ему калькулятор не купили. Не авторучка ведь, денег стоит… — Вы подойдите поближе, — попросила Ольга Сергеевна. И мы сделали несколько шагов к столу. — Значит, Толик Морозкин? — переспросила она. Тот опустил голову, виновато затоптался ногами в широких джинсовых штанинах с отворотами. Часто задышал. — Разве он в чем-то виноват? — сказала я. Завуч перевела на меня глаза. — А ты его сестра? — Я? С какой стати!.. То есть нет. Мы только что познакомились в коридоре. “Сейчас скажет: хорошее место для знакомства”. Она сказала: — Второй Б, да? Учительница Алла Мефодьевна? Толик кивнул. Ольга Сергеевна как-то по-домашнему почесала ногтем висок и седого завитка. Посмотрела на Толика, на меня. Выдвинула ящик стола… — Вот возьми, Толик… — Это был плоский черный калькулятор с белыми кнопками. — Батарейки, кажется, новые. Толик поднял лицо и моргал. — Бери, бери… — Спасибо… — Алле Мефодьевне скажи… хотя подожди, отдашь записку. — Она вырвала из блокнота-ежедневника листок и с минуту что-то писала старомодной перьевой авторучкой (как мне хотелось бы знать: что?). Протянула Толику свернутый листок. — Ну, ступай. — До свиданья, — растерянно сказал он и взглянул на меня. Я повернула его за плечо к двери. Тоже сказала “до свиданья”. Мы шагнули к двери. — А ты, девочка, останься, пожалуйста. Ну, прямо “а вас, Штирлиц, я прошу остаться”! Я шепотом сказала Толику: “Если что , найдешь меня в седьмом А”. И подтолкнула к выходу. Он, однако не пошел. Обернулся с калькулятором на ладони. |