Онлайн книга «Синий город на Садовой»
|
— Можно прямо сейчас. У тебя же, как я понял, каникулы… — Не… — опять насупился Вовка. Вытянул ноги горизонтально и провертел ступнями. — Куда же я вот так-то, босиком… А если за кроссовками пойти, бабушка больше не выпустит, скажет: иди картошку чистить или посуду мыть… — Что за церемонии! Ты же не на прием в британское посольство собираешься!.. Я в твои годы гулял босиком куда угодно и без всяких сомнений… Вовка бросил быстрый взгляд: какие, мол, это были годы-то! До нашей эры… — А Зинка… она дома? — Не все ли равно? Я живу, как говорится, автономно. Если она будет к нам соваться, мы ее про-иг-но-ри-ру-ем. Вовка Лавочкин подумал секунду и тряхнул головой с репьями: — Тогда ладно… 2 Винцент Аркадьевич хотел вернуться прежней тропинкой. Но Вовка сказал, что есть другая, покороче. И зашагал впереди. Шагов через сто Вовка остановился у лопуховой гущи. Винцент Аркадьевич понял: это те заросли, где он недавно увидел звезду. Он узнал место по кривому тополю, который рос неподалеку. — Знаете, что я там смотрел? — Вовка таинственно кивнул на лопухи. — Не знаю… — Глядите… — Вовка встал на четвереньки и раздвинул большущие листья. Пришлось присесть рядом. В лопухах была спрятана поломанная корзина, а в ней вылизывала новорожденных щенков серая кудлатая собачонка. Она глянула доверчиво: видать, знала Вовку и не боялась. — Она ничья… Потом, когда щенки подрастут, надо их кому-нибудь раздать, чтоб не стали беспризорными. У вас есть собака? — Гм… У нас есть кошка Лолита, любимица Зинули. Я не думаю, что она уживется со щенком. — Да что вы! Это неправда, что кошки и собаки враги! Они знаете как дружить могут! — Ну… поживем — увидим… — Ага, увидим… — Вовка задвинул лопухи. Винцент Аркадьевич встал и чертыхнулся. Кругом все усеяно было шелухой тополиных почек, она прилипла и к светлым брюкам. Винцент Аркадьевич стал сбивать ее щелчками. На ткани оставались желтые пятнышки. Отстираются ли? А Вовка, тот оказался облепленным тополиными кожурками с ног до головы. Они приклеились даже к щекам. “Чучело”, — усмехнулся про себя Винцент Аркадьевич. К большой досаде, он забыл ключ, и когда оказались у двери, пришлось звонить. Открыла Клавдия. И, конечно же, уставилась на “чучело”. — Это Вова. Он пришел ко мне в гости, — независимо сообщил Винцент Аркадьевич. Клавдия уперлась взглядом в пыльные Вовкины ступни. — Ноги вытирайте, я пол мыла… Вовка послушно зашоркал голыми подошвами о расстеленную влажную тряпицу. Винцент Аркадьевич сбросил туфли и сунул ноги в шлепанцы. Взял Вовку за плечо. Все еще надеясь на мир, объяснил Клавдии: — Вова интересуется моей трубой. Потому что у него тоже есть телескоп. Самодельный… — Рыбак рыбака… — сказала Клавдия в пространство. — Клавдия Винцентовна! По-моему, у вас дела на кухне! А мы займемся нашими делами. — И повел оробевшего Лавочкина к своей двери. В прихожую высунулась Зинуля. Обалдело помолчала и пропела: — О-о! Кто к нам пришел!.. — Не к “вам”, а к Винценту Аркадьевичу. — Ах! Ах! Ах1 Какие мы важные… Из открытой кухонной двери на Зинулю широко светило солнце. И она была опять желтая и блестящая. Вовка сообщил с язвительным восхищением: — Ты блестишь, как медный самовар. — А ты… ты… как дворовый Бобик, весь в репьях! — Да, я такой! — И Вовка глянул на Винцента Аркадьевича: мол, не слишком ли я нарушаю приличия? Тот похлопал его по плечу: все в порядке. Вовке профессорское жилье понравилось. Он с удовольствием обозрел деревянные резные маски на стенах, большущую карту железных дорог, модель тепловоза (подарок друзей к шестидесятилетию) и стеллажи с книгами, И — конечно же! — копию картины “Рыбачьи лодки на побережье Сен-Мари”. Постоял перед ней с минуту и покивал. Оглянулся. — Я, наверно, тоже так смог бы… — Ты уверен? — Ага… то есть почти… А трубу можно посмотреть? — Конечно! Прежде чем сесть к окуляру, Вовка внимательно осмотрел трубу снаружи. Потом — треногу. И наконец — табурет. Погладил некрашенное, но отполированное за полвека сиденье. — Старинный? — Не вяжется с остальной обстановкой, да? Видишь ли, это единственная мебель, которая сохранилась у меня с детских лет. Она из старого деревянного дома. Вовка еще раз погладил табурет — с уважением. — До сих пор крепкий… — Да… А внучка его не любит, говорит, что слишком твердый. Вовка оттопырил губу — молча показал свое отношение к Зинаиде Коноваловой и ее дурацким нежностям. Затем устроился на сиденье, укрепив пятки на перекладинке между ножками. И придвинулся к окуляру. — Ух ты… — И после этого примолк минут на пять. Потом обрадовался: — А вон моя бабушка. В окно высунулась. Наверно смотрит, куда это я провалился… — Будут неприятности? — встревожился Винцент Аркадьевич. — А! Не сильные. Обыкновенное дело… И опять примолк. Надолго. Винцент Аркадьевич сел к столу. Прочитал, что написал сегодня. Решил, что не так уж плохо. Иногда за дверью слышалось дыхание и шевеление — Зинуля. Винцент Аркадьевич и-гно-ри-ро-вал. А Вовка, видимо, просто не слышал. Шевелил трубой и облизывал губы. Долго. Наконец сообщил: — В Коленчатом переулке ребята змея запустили, красного и желтого. А по рельсам петух гуляет. Под поезд не попадет? — Успеет удрать. — А бабушка закрыла окно. Наверно, на рынок ушла… — Бабушка, конечно, серьезный объект для наблюдения. Но, знаешь ли, на Луну и планеты смотреть не менее интересно. — Но они же ночью! — Или вечером. Ты приходи ко мне часов в девять, когда встанет Луна. Отпустят тебя? — Ага… Только знаете что… — Что? — Можно я свой телескоп с собой принесу? А то… — Что “а то”? — Ну… — Вовка крутнулся на табурете. Глянул виновато и честно. Глаза у него были цвета свежей сосновой коры. — Понимаете, ему обидно будет. Что я его, самодельного, бросил и убежал к настоящему. — Приноси, конечно! Мне, кстати, любопытно, что за конструкция… — Простая конструкция, — вздохнул Вовка. — Два стекла да две трубки… — Он встал и потер себя сзади. Видать, отсидел с непривычки. — Отдохни, Вова. Садись вон туда. — Винцент Аркадьевич кивнул на кресло, где любила устраиваться Зинуля. За дверью задышали шумно и ревниво. |