Онлайн книга «Под созвездием Ориона»
|
— Смотри, в самый раз… — А может, это нужное лекарство? — сказал я опасливо. — Да никому ни на фиг не нужное! Оно тут уже который год валяется… Лимонными пилюлями мы сразили еще несколько солдат вермахта. Правда, летели эти таблетки не так точно, как горох и бусы. Одна даже угодила в мою непроливашку, что стояла на боковой кромке стола. И не в бок попала, а прямо внутрь. Я слегка забеспокоился: не испортятся ли чернила? Но Пашка сказал: — Да какая холера с ними случится… В это время разом явились домой Пашкин брат Володя и моя сестрица. Какая уж тут стрельба! Я сразу был востребован домой и ушел, ощущая в заднем кармане приятную тяжесть пистолета. А Пашка остался украшать красным львом свои учебники и книжки. Сестра проверила мое задание по арифметике. — Небось, тебе все примеры Павел решил? Я дипломатично промолчал. — Мог бы и по письму сделать упражнение. Эти неосторожные слова дали мне законный повод ля возмущения: — Я, что ли, лошадь какая-то? Пахать без отдыха!.. За упражнение по письму я сел только вечером следующего дня. Обмакнул перо в непроливашку. Вывел первую букву. Обалдело замигал. Чернила были изумрудного цвета. Сестра долго не могла поверить своим глазам. — Что это такое ты с ними сделал? — Ничего я с ними не делал! Сами перекрасились! Откуда я знаю, как? Стояли, стояли, и вот!.. При чем тут я?! Мое негодование было почти искренним. Ведь в самом деле, я мог и не заметить, как вчера в непроливашку угодила желтая пилюля! То, что желтое в смеси с темно-синим и фиолетовым образует зеленый цвет, я прекрасно знал, но не собирался делиться сестрой этим соображением. И она, как ни странно, поверила в мою невиновность. Только пожала плечами. — Представляю, что скажет завтра Прасковья Ивановна… Прасковья Ивановна сказала: — Владислав! Это что за новый фокус! Почему у тебя в тетради зеленые чернила? — Я сам не знаю! Были нормальные и вдруг сделались такие. — Что ты морочишь мне голову! — Ничего я не морочу! Вчера начал писать — и вот… А других у меня нету. — Меня это не касается. — А почему нельзя писать зелеными? — Потому что не полагается. Школьники должны писать химическими чернилами. «Химическими» тогда назывались фиолетовые чернила. Меня «заело». Такое со мной случалось иногда в отношениях с Прасковьей Ивановной. Если я был уверен в своей правоте. — Все же я не понимаю. Чем зеленые хуже химических? Главное, чтобы все было написано правильно! — Вот за такое «правильно» зелеными чернилами я буду снижать тебе оценку на один балл. — А у меня других нету, — упрямо повторил я. И продолжал писать зелеными. И дома, и в школе. Двоек за это я, правда, не получал, но тройки шли сплошняком. Класс с интересом наблюдал, кто кого переупрямит: я «Прасковьюшку» или она меня. Наконец, Прасковья Ивановна пожелала побеседовать с моей мамой. — А она не может прийти в школу, — сообщил я с тайным злорадством. — Это почему же? — Придите в гости, сами увидите, — независимо отозвался я. Прасковья Ивановна не поленилась, пришла. И увидела, что маме сейчас действительно не следует много гулять: момент появления моего братишки на свет был уже недалек. Это обстоятельство смягчило Прасковью Ивановну, однако она все же просила маму «снабдить Славика чернилами, какие положены в школе». Мама обещала. Но выполнить обещание было нелегко. «Химических» чернил ни дома, ни у сестры не оказалось. У сестры вообще не было никаких, она писала автоматической ручкой (редкая в ту пору вещь), которую привезла из Одессы. А в чернильнице отчима на донышке поблескивала бледно-синяя жижица, которая годилась для школы не больше, чем ярко-изумрудный раствор. Надо было идти на рынок-толкучку за чернильным порошком или за «химическим» карандашом, из грифеля которого можно было настрогать тот же порошок. Но идти было некому (не меня же, восьмилетнего растяпу, посылать!). — Попроси у Павлика или у девочек, — говорила мама. Но я отвечал, что у Павлика нет, а с девчонками-соседками я поругался. Я хитрил. Дело в том, что новые чернила пришлось бы наливать в какой-нибудь аптечный пузырек и таскать его в школу вместо непроливашки. Такой поступок мне казался недостойным. Получилось бы, что я предал свою любимую чернилку. Кроме того, это могло послужить дурной приметой, а я в ту пору был весьма суеверен. Я понимал, что выход один: поскорее освободить непроливашку от зеленых чернил. Но как? Потому эта чернилка и «непроливаемая», что до конца вытрясти из нее жидкость никогда не удается. Чтобы заляпать штаны — пожалуйста, а досуха — никак. Расходовались же зеленые чернила очень медленно. Наверно, хватило бы до весенних каникул. Спас меня, сам того не ведая, отчим. Однажды он вернулся с работы необычно рано. Я в тот день обитал не у сестры, а дома. Отчим сообщил, что пришел перекусить, а потом снова отправится в свою контору. Там какой-то деятель из райкома партии будет всем сотрудникам читать лекцию о «новом этапе строительства социализма в послевоенный период». Было заметно, что перед приходом отчим уже успел перекусить. Точнее, закусить. А перед закуской принять порцию водочки. Попахивало от него изрядно. Судя по всему, он с кем-то из приятелей заглянул в подвальную забегаловку на углу Первомайской и Вокзальной (называлась она «Метро»). После тарелки щей и немалой дозы жареной картошки отчим осоловел и прилег на кровать. Мама смотрела на него, покачивая головой. — Как же ты пойдешь на лекцию? В таком-то виде… — А я и не пойду, — ответствовал отчим. Как всегда после дозы, равной четвертинке, он погрузился в беспечность и умиротворение. — Тебе же попадет! Ты же понимаешь, что отметят всех, кто не пришел! — Скажу, что заболел… — Так тебе и поверили! Такие лекции — обязательные! Это же про социализм… Негромко, но внятно отчим сообщил с кровати: — Проблемы строительства социализма, нужны мне, как дохлому Бобику клизма… Мама в панике заоглядывалась на тонкие фанерные стены. Потом плачущим тоном пообещала: — За свой длинный язык ты опять окажешься там … Но отчим уже мирно посапывал в подушку. На его блестящей, с прямым пробором прическе блестел зайчик от лампочки. А меня вдруг осенило! Я вспомнил детскую клизму из рыжей резины, которой иногда играл, как мячиком. Эту клизму я звал «Буратино» за ее длинный острый нос. Нажмешь резиновый шарик, сунешь «нос» в воду, наберешь ее внутрь, и можно брызгать в приятелей — это летом, в жару… Но ведь можно таким же образом высосать из непроливашки чернила! |