
Онлайн книга «Бабушка на сносях»
— А-а-а! — кричала я в ужасе, выскакивая в коридор и натыкаясь на японские вазы на подставках. Вазы падали и бились, я вопила. На шум прибежала Люба, включила свет. — А-а-а! — увидев мое лицо, в страхе закричала она. В первый момент Люба меня не узнала. И, как призналась позже, подумала: «Специально грабителей с мерзкой рожей подбирают, чтобы людей пугать. Но хоть бы оделись прилично, когда на дело идут! Обнаглели! В пижамах!» Лица, как такового, у меня не было. А была страшная распухшая харя, почему-то напоминающая маску льва. От глаз остались щелочки, нос увеличился в три раза, раздувшиеся щеки при беге колыхались. И вся эта красота — в алом цвете и в буграх крупной сыпи. Покраснело все тело и покрылось прыщами. Меня захватил очередной позыв, я заскочила в спальню, кажется мавританскую, повезло — знала, где туалет, бросилась туда. Я стонала, сидя на унитазе. Люба, оказывая мне посильную помощь, стояла рядом и периодически нажимала на рычаг сливного бачка. — Сволочь! — ругалась она. — Уволю без выходного пособия! Пусть сдохнут от голода его братья и сестры, если он такой прохвост! Кобель! Лентяй! Урою! — Кого? — простонала я. — Хуана, задери его черти, кого же еще! Ведь при тебе, когда ты листочек сорвала, на чистом русском, то есть испанском, сказала ему: ядовитый плющ! А он: нет, сеньора, ошибаетесь, сеньора! И кто был прав? Ты видишь?, — Объясни, ты знаешь, что со мной? — Во-первых, отравление от передозировки здешней пищи. Это чепуха, со всеми бывает, кто у меня первый раз гостит. «Пало» быстро на ноги поставит. — Во-вторых? — Ядовитый плющ — очень плохое растение, у многих вызывает страшную аллергию. Я могу брать его руками, а муж за три метра от запаха пятнами покрывается. Весь ядовитый плющ на участке я извела, но, видишь, он снова полез, и, главное, от хорошего плюща он трудно отличим. Вот идиот Хуан и доказывал мне, что ядовитый плющ не ядовитый… — Люба! Что со мной будет? — Только не отек легких! У тебя нет отека? Тогда в госпиталь не повезу, сюда врача вызовем. Поднимайся. Идти можешь? Не можешь? Я тебя доволоку. По дороге в мою спальню мы заглянули еще в три, где я проверила работу унитазов. Две недели я провела в постели. Мне ставили капельницы, делали уколы, кормили кисельной бурдой. Поскольку врач «Пало» запретил, отравление задержалось надолго, в туалете я хорошо изучила каждую плитку кафеля… Пищевой удар вкупе с аллергическим — это я вам доложу! Когда Любе нужно было ненадолго отлучиться, сиделкой при мне оставался Хуан, конечно же не уволенный. Юноша сидел на стуле, заламывал руки, просил прощения и пылко уверял, что я била и буду красивой женщиной, а сейчас у меня «период» — это слово он выговаривал по-русски и вставлял куда надо и не надо. «Период» закончился, в приблизительно человеческий вид я пришла только перед отъездом с Майорки. Люба робко предлагала задержаться, поплавать на яхте, посмотреть пещеры и прочие достопримечательности. — Рояль, на котором играл Шопен, — соблазняла меня. — Он тут с Жорж Санд отлично время проводил. — Рояль? — Композитор! И вообще, здесь столько можно увидеть! Хоть на недельку останься. — Нет, домой. Мне казалось, что на каждом углу чудного острова меня подстерегают ядовитый плющ и непосильные гастрономические утехи. * * * Встретив меня в аэропорту, Лешка спросил: — Что у тебя с лицом? Сгорела? — Нет, погорела! Следствием чудовищной аллергии было глубокое шелушение всего тела. Когда краснота прошла, кожа лопнула и стала облезать. Кстати, многие женщины специально и с помощью косметологов сжигают кожу лица фруктовыми кислотами или лазером, чтобы старая сгорела, слезла, а появилась новая, молодая и чистая. Процедура называется пилинг. Он у меня невольно и случился. Через месяц я, похудевшая и отшелушенная, выглядела исключительно молодо. Меня спрашивали, как удалось так похорошеть. Я отвечала честно: — Провела отпуск на Майорке. Сослуживцы шептались за моей спиной: «Она у жены Хмельнова гостила. Конечно! Некоторым везет!» * * * Отступления закончены, возвращаюсь в сегодняшний день. Хотя могла бы еще многое про Любашу поведать, бью себя по рукам, точнее, затыкаю рот. На повестке дня моя злополучная беременность и решение первой открыться Любе. Позвонила ей, когда детей не было дома. — Привет! Как дела? — Бросай трубку! — здоровается Люба. — Сейчас наберу! Меня не разорит звонок на Майорку, но Люба считает недопустимыми мои траты, которые может взять на себя. — Привет! — Она тут как тут. — Что новенького? — Будет ребенок! — выпаливаю сразу, чтобы не утонуть в текущих мелких новостях и не передумать признаваться. — Удивила! Прекрасно помню. Как Лика себя чувствует? — Лика ни при чем. Я про себя. — Ага! — смеется Люба. — Бабушка Кира переживает переход в новый статус? — Наоборот, радуюсь. Люба! У меня будет ребенок! — Сколько можно твердить? До тебя только сейчас дошло? — Это ты, наверное, «Пало» перепила и устриц объелась! Я человеческим русским говорю: у меня будет ребенок! Я бе-ре-мен-ная! — Чего-чего? Повтори! Из-за чего беременная? — Из-за того самого! Как будто есть варианты! — Но у тебя же климакс! Сама говорила! Так живописала, что и у меня началось. Кирка, я ночью потею, — тихо, как страшную тайну, сообщила Люба, — иногда и днем. Будто батарейку проглотила и она периодически включается. И такой жар! — Но ты всегда любила тепло и ненавидела холод! — Верно. Если бы при климаксе было как в Уренгое зимой, я бы повесилась. — Люба, я правда беременная! — Какой сегодня день? Вы что там, первое апреля перенесли? — Люба, я серьезно! Залетела очень прочно, все сроки прошли. Думала, климакс, оказалось, беременность. Люба! Что мне делать? — Не рожать же в самом деле! В твоем со мной возрасте! Кирка! Найди врачей! — Чего их искать, врачей навалом. — Ты не бойся! Тебя же под наркозом! — И его тоже? Под наркозом ребеночка придушат? Он боли не почувствует? — Кирка! Он ведь может быть идиотом или дебилом. — Это мой дебил! — заявила я твердо. — Ты с ума сошла! |