Онлайн книга «Вердикт»
— Спасибо. — Она без колебаний уселась за столик и принялась за жареную картошку. — Я не потерял ваш телефон, — сказал Николас, — просто... — Не важно. Уверена, что вы не раз звонили. У меня сломан автоответчик. — Нет. Я не звонил. Но собирался. — Ну конечно, — сказала она, хихикая. У нее были великолепные зубы, которые она с удовольствием ему продемонстрировала. Волосы, собранные в “конский хвостик”. Почти не растрепана и не расслаблена, что странно для человека, только что бегавшего трусцой. И на лице — ни капельки пота. — Что вы здесь делаете? — спросил он. — Иду на аэробику. — И перед аэробикой едите жареную картошку? — Почему бы нет? — Не знаю. По-моему, это неразумно. — У меня недостаток углеводов в организме. — А, понимаю. А вы курите перед аэробикой? — Иногда. Вы поэтому мне не позвонили? Потому что я курю? — Не совсем. — Ну же, Николас! Я выдержу. — Она по-прежнему улыбалась и старалась быть игривой. — Ну хорошо, меня это действительно смущает. — Понятно. Вы никогда не встречались с курильщицами? — Насколько помню, нет. — А почему? — Может, потому, что не хочу дышать чужим дымом. Не знаю. Я об этом не задумывался. — Вы сами никогда не курили? — Она отправила в рот еще одну картофелинку, внимательно наблюдая за ним. — Курил, конечно. Кто же из мальчишек не пробовал? Когда мне было десять, я свистнул пачку “Кэмела” у водопроводчика, что-то починявшего у нас в доме. Выкурил всю пачку за два дня, мне стало плохо, и я решил, что умираю от рака. — Он откусил кусочек сандвича. — И на этом все закончилось? Некоторое время он, усердно жуя, думал, а потом произнес: — Кажется, да. Во всяком случае, не припоминаю, чтобы когда-либо еще взял в руки сигарету. А почему вы начали курить? — По глупости. Пытаюсь бросить. — Это хорошо. Вы еще слишком молоды. — Благодарю. Постойте-постойте, вы хотите сказать, что, если я брошу курить, вы мне позвоните? — Возможно, я позвоню вам в любом случае. — Это я уже слышала, — заметила она, поддразнивая его видом ослепительно сверкающих зубов. Потом долго пила и наконец спросила: — А могу ли я поинтересоваться, что вы здесь делаете? — Ем сандвич. А вы? — Я же вам сказала: иду в гимнастический зал. — Ах да. А я шел мимо — у меня дела в городе — и почувствовал, что проголодался. — Почему вы работаете в компьютерном отделе? — Вы хотите спросить, почему я трачу жизнь на то, чтобы за ничтожную плату работать в торговом центре? — Не совсем так, но приблизительно. — Я учусь. — Где? — Нигде. Я сейчас перехожу из одного учебного заведения в другое. — А какое было последним? — Северотехасский университет. — А где будет следующее? — Возможно, южномиссисипский. — А что вы изучаете? — Компьютеры. Вы задаете много вопросов. — Но это ведь невинные вопросы, не так ли? — В общем, да. А где вы работаете? — Я не работаю. Я только что развелась с богатым мужем. Детей нет. Мне двадцать восемь лет, я одинока и хочу оставаться одинокой, но не прочь встречаться с кем-нибудь время от времени. Почему вы мне не позвонили? — Насколько богатым? На это она лишь рассмеялась и посмотрела на часы. — Мне нужно идти. Занятия начинаются через десять минут. — Она встала и взяла сумку, не потрудившись убрать поднос. — Увидимся. И уехала в маленьком “БМВ”. * * * Оставшиеся больные быстренько получили освобождение, и к трем часам количество присяжных сократилось до 159. Судья Харкин объявил перерыв на пятнадцать минут, а вернувшись на судейскую скамью, приступил к следующему этапу формирования жюри. Он прочел впечатляющую лекцию о гражданской ответственности и пригласил всех имеющих немедицинские противопоказания заявить о них. Первым оказался затюканный служащий некоей корпорации, который, сев на свидетельское место, жалобно объяснил судье, двум адвокатам и судебному приставу, что он работает на крупную компанию по восемьдесят часов в неделю и, если придется заседать в суде, потеряет кучу денег, любое его отсутствие на работе оборачивается для него огромными потерями. Судья велел ему вернуться на место и ждать решения. Второй была женщина средних лет, сославшаяся на то, что неофициально содержит домашний детский сад. “Я присматриваю за детьми, — сдерживая слезы, прошептала женщина, — это все, что я могу делать. Я зарабатываю двести долларов, в неделю и бываю занята с утра до вечера. Если я буду заседать в жюри, придется нанимать себе смену. Родителям это не понравится, кроме того, я не могу себе позволить платить кому-то. Я разорюсь”. Предполагаемые присяжные с большим интересом проводили взглядами женщину, проследовавшую по проходу мимо своего ряда и покинувшую зал. Видимо, ей удалось убедить судью. Затюканный служащий заволновался. К половине шестого освобождение получили одиннадцать человек, шестнадцать других не сумели разжалобить судью и вернулись на свои места. Судья велел Глории Лейн раздать еще одну, более длинную анкету, а оставшимся кандидатам — заполнить ее к девяти часам утра следующего дня. После этого он отпустил их, строго предупредив, что обсуждать обстоятельства дела с кем бы то ни было запрещено. |