Книга Проникновение, страница 16 – Марина Суржевская

Юргас сжал парализатор, на загорелом лице военного выступили бордовые пятна.

- Вам страшно? - в голосе Сверра прозвучало удивление.

- Это ужасно… - Жан тяжело выдохнул.

- Почему? - не понял ильх. - Это ведь радостное событие в жизни любой женщины. Шатии ждет здесь каждая девушка. Разве в мире за Туманом нет шатии?

- Нет, - выдавила я. - Такого у нас нет.

Жертва у огня билась и выгибалась. Теперь она стояла на коленях, низко опустив к земле голову. На грязные волосы наступила нога ильха, не давая девушке подняться…

Смотреть на бронзовые тела с закрытыми лицами и готовые к… соединению было невыносимо.

- Тебя это пугает, Лив? - негромкий голос Севра заставил вновь посмотреть на него. И осознать, что у меня пылают щеки. И еще кружится голова. Словно я залпом выпила бокал сладкого шампанского. Но ведь это невозможно, даже если и были в кружках какие-то особые травы, нейтрализатор должен блокировать их.

- Женщины твоего мира не проходят шатию? - ильх слишком близко. Он почти касается меня плечом, смотрит в глаза.

- Нет, - и мой голос звучит сипло. Я встряхнулась, пытаясь справиться с наваждением. - Зачем все это? Зачем… так?

- А как?

- Один на один… с тем, кого выбрала…

- Так и было, - кивнул Сверр. - В первый раз. Глирда выпила свой напиток и разделила первую боль со своим мужем несколько дней назад. Он станет ее защитником, будет добывать для нее мясо и дарить тепло. А с остальными Глирда разделит сегодня удовольствие и… дитя.

- Дитя? - господи, я так шокирована, что могу лишь повторять его слова.

- Конечно. - Золотые глаза мерцают. - Дитя. Ребенок - всегда желанный подарок для всех. Для каждого, кто плясал в кругу шатии.

Я поднесла к губам кружку, сделала глоток, начиная соображать.

- Общие дети. Никто не знает, кто отец, верно?

- Все, - мягко произнес Сверр.

Я качнула головой, глядя на травинку у своих ног. Смотреть туда, где двигались тела, где стонала девушка и где буйствовала животная чувственность, я просто не могла. Достаточно и того, что мои коллеги глазеют, как завороженные. Жан даже рот открыл.

Впрочем, мне стало понятнее. Если никто не знает, кто отец ребенка, дети становятся общей ценностью. Нет никакого соперничества - твой сын сильнее, а мой умнее, просто потому, что неизвестно, где чей сын.

- В шатии участвуют… все? - вспомнила я о своих обязанностях исследователя.

- Те, кто изъявит желание и победит в бою. Те, кто силен и здоров. Те, кто добывает пищу.

- Почему ты не участвуешь? - слова сорвались с губ неожиданно. Хотя мне действительно было интересно.

Сверр улыбнулся.

- Я не захотел.

- Девушка… она может отказаться? От шатии?

- Зачем? - не понял ильх. - Ей ведь хорошо. Для женщины это удовольствие.

Я посмотрела в круг света. Тела сместились, и мне было видно лицо жертвы. Да. Ей было хорошо. Такое блаженство читалось в искаженном лице, в полуприкрытых глазах, в приоткрытых губах. Наслаждение, которое невозможно изобразить.

- Значит, ее попытки убежать были… ненастоящими?

- Настоящими, конечно. Женщин пугает шатия. Пугает и притягивает одновременно. Они всегда пытаются убежать. Вначале. До зова.

Я медленно поставила кружку на землю. Жан облизывал сухие губы, Клин нервно вздрагивал, всем телом поддавшись в сторону света. Музыка оплетала нас всех, пронзала серебряными и золотыми струнами, вырывала души. Чуткие пальцы ильха, сидящего в темноте, отсветы огня, стоны…

Невыносимо.

- Я, пожалуй, пойду. Спать. Я… устала. - Кажется, у меня сдали нервы. Юргас повернул голову, и я увидела такое выражение похоти в глазах военного, что стало дурно.

Никто не обратил внимания, когда я встала. Даже Макс, хотя он в круг света не смотрел, он даже очки свои снял, без которых был близорук.

Развернувшись, я бросилась в темноту, чувствуя, как дрожит внутри эта проклятая струна. Серебро и золото, лед и огонь… томление, разливающееся внутри.

Пробежала вдоль темных шатров, стремясь добраться до своего, залезть в спальник, выпить таблетку успокоительного и уснуть. Выкинуть из головы искаженное мучительным наслаждением женское лицо, бронзовые обнаженные тела и золотые глаза…

Где-то возле шатра меня поймали. Хотела вскрикнуть, но тяжелая рука закрыла рот.

- Не надо.

Сверр убрал ладонь. В свете звезд его лицо казалось темным… Одним движением ильх прижал меня к себе.

- Ты спросила, почему я отказался от шатии… - горячий шепот обжег висок. - Я не желал ту, что вошла в круг. Я желал тебя… Я позвал тебя.

- Что?

Сознание затуманилось. Я ничего не понимала. Я только чувствовала эту струну, что уже оплела мою душу. И дрожит, дрожит, вот-вот порвется… Уничтожит иглами и острыми гранями...

И еще руки. Горячие, сильные. Те, что не дают упасть. Те, что трогают, ищут застежку на моем комбинезоне. Вталкивают в темноту шатра. Ближе к шкурам, что служат постелью…

- Убери это… - голос у ильха злой и обжигающий. И ласкающий. Словно пробуют кожу языки пламени - согревают, не жгут… Вначале. Сверр жадно огладил мое тело, очертил контур. - Убери. Я хочу твою кожу, а не это…

Не соображая, я дернула молнию, расстегивая ткань у горла. Потянула вниз. И сразу ильх прикоснулся к открывшемуся участку, тронул горячими пальцами. С его губ слетел тягучий выдох…

- Хорошо. Сними все.

Я стянула комбинезон с плеч, бестолково дернула застежку. От нервных движений «собачку» заело.

- Я сказал - сними, - прошипел Сверр и рванул ткань, разрывая материал, который «выдерживает нагрузку в двести килограмм», как утверждает классификатор. Ильх разодрал его, словно папиросную бумагу. Еще миг, и я стою перед ним в нижнем белье - дрожащая, испуганная. Или ждущая? Музыка все еще звучит, сплетаясь с дыханием, стуком сердца, стоном? Неужели он срывается с моих губ?

- Убери остальное… - шепчет ильх. - Повернись спиной…

Я послушно поворачиваюсь и… замираю.

Черт, что я творю? Что происходит?

- Покорись, Лив… Сейчас! - ильх приказывает, его голосу невозможно противиться. Я не хочу ему противиться. Но и позволить ему не могу…

- Нет, - звуки падают камнями.

- Что? - он не поворачивает меня, а обходит, поднимает голову, держит пальцами подбородок. - Я хочу тебя. Не противься.

- Нет.

В моей голове слабо ворочаются какие-то мысли. Об экспедиции, об Академии Прогресса, об ученом по имени Оливия Орвей. Кто это? Я почти не помню. Я женщина. Я самка, сходящая с ума от желания...