Книга Армагеддон. 1453, страница 105 – Крис Хамфрис

– Да.

Григорий смотрел на нее. Почти все ее лицо скрывали тени, а то, что он видел, менялось в странном свете. На шее пульсировала жилка, которую Ласкарь не замечал в недавние встречи, со времени своего возвращения. Но он помнил эту жилку из прежних времен, когда оба они и мир были еще молоды. Григорий не раздумывал, просто сделал. Нагнулся к ней и поцеловал эту жилку.

– София, – прошептал он.

Она обняла его, пошатнулась. Он опустил голову, София подняла – и они поцеловались. Целовались, пока она не отстранилась, протянула руку, не давая ему приблизиться.

– Смотри, – сказала она. – Наш сын.

Их скрывала тень, и потому Такос, стоя шагах в пятидесяти, нервно озирался. София оттолкнулась от стены, вышла на этот мерцающий свет.

– Вот я, любимый! – крикнула она, размахивая руками.

Он тоже помахал ей, потом вернулся к своим поискам камней.

– Не подходи близко, – прошептала София, стоя спиной к Григорию, – и говори только то, что нужно сказать.

«Нужно? – подумал он. – О которой из нужд мне следует говорить?»

И тут Ласкарь увидел позади Такоса силуэты приближающихся всадников, а спустя мгновение услышал звон упряжи. Император возвращался, время близилось к концу – или началу, – и сейчас оставалась только одна нужда.

– Послушай меня, – тихим и настойчивым голосом произнес он. – Если турки этой ночью разобьют нас, если они возьмут город, ты знаешь, что случится.

– Я слышала…

– Я знаю место, где может оказаться безопасно. Может, если отвага, звезды и святые, и все твои молитвы объединятся ради нас. В любом случае это шанс, если нас постигнет рок.

София заговорила еле слышно, все еще отвернувшись от него:

– Какое место?

– То, которое ты любишь. Церковь Святой Марии Монгольской.

Он услышал ее вздох, заторопился дальше.

– Иди сейчас туда. Возьми тех, кого любишь, и укройся за ее крепкими стенами. Я договорился… – Григорий замялся. – Я договорился, чтобы буря обошла ее стороной.

– Как?

Он вспомнил, что говорила другая женщина, та, которую он любил, любил – как ни странно, – и осознал это только сейчас; однако любил иначе, нежели стоящую перед ним. Он повторил слова той.

– «Как» не имеет значения.

– Имеет. – Ее голос стал сильнее, в нем слышался гнев. – Ты рассказываешь, что «договорился» об этой безопасности с врагом? Так ты тоже предатель?

– Нет! Я… – Он шагнул вперед, чтобы видеть хотя бы ее профиль. – Я солдат. Солдат всегда держит свободными пути отхода. Я буду изо всех сил сражаться ради нашей победы. Но если мы потерпим неудачу, а я каким-то образом уцелею… – Григорий взял ее за руку, развернул к себе. – Я хочу жить с теми, кого люблю.

Она посмотрела на его руку.

– Другой держал меня так же, не прошло и двух часов; говорил, что должен сделать мужчина. Договориться о чем-то с врагом. Не солдат, политик.

Он выпустил ее руку.

– Феон.

– Да, – София смотрела на него, в глазах ее застыла боль. – Возможно, близнецы не так уже отличаются друг от друга.

Она шагнула дальше, в рваный свет, открыла рот позвать. За ее спиной Константин осаживал лошадь у своей палатки. Григорий не протянул руку, не схватил.

– София, если ты хоть когда-нибудь любила меня, – прошептал он, – выслушай, прежде чем уйти.

Она застыла.

– Что бы ни случилось этой ночью, останется ли город стоять или падет, – мир изменится, полностью изменится. И кто бы ни стал победителем этой ночью, если я выживу, знай: я приду за тобой. За тобой и нашим сыном.

София не двигалась. Григорий видел, как она смотрит на Такоса, вновь видел пульс у нее на шее.

– И за моей дочерью? – наконец спросила она, уже без резкости. – Дочерью другого мужчины?

Он почувствовал облегчение, но не дал ему прорваться в голос.

– И за ней. За единственными, кого я люблю.

София обернулась к нему, подошла.

– Тогда приходи, – сказала она и поцеловала его, стремительно, мимолетно, болезненно, потом отступила. – Но Такос хочет остаться здесь.

– Я ему не разрешу. – Он посмотрел на палатку, люди спешивались, другие уже отправлялись с поручениями. – Позови его.

– Такос!

Когда мальчик побежал к ним, Григорий встал рядом с Софией.

– Последнее, что я должен сказать. Если я не приду… если… в церкви, за иконой святого Димитрия ты найдешь кожаный футляр. Отдай его… женщине, которая придет и спросит о нем.

– Женщине?

Мгновение София вопросительно смотрела на него. Но она понимала, что для этого нет времени. И потому просто кивнула, когда мальчик подбежал к ним.

– Такос, пойдем. Мы уходим.

– Уходим? – Он посмотрел на мужчину, которого считал своим дядей. – Нет. Я останусь. Я буду сражаться.

– Парень, послушай меня, – сказал Григорий, подошел к нему, приобнял. – Ты стал хорошо обращаться с пращой. Очень хорошо. Но пращники на этом бастионе бесполезны, стена перед ним слишком далека для точных выстрелов. Здесь годятся только лучники.

Такос хотел возразить, однако Григорий продолжил:

– Но если турки прорвутся, тогда придет твое время. Ты будешь бегать по крышам. И метать вниз свои камни.

Мальчик кивнул.

– Император назначил младших сынов нашего города во вторую линию обороны. Если мы потерпим неудачу здесь, на стенах, – твой долг, твой и других молодых мужчин, изгнать неверных из города. И именно ты будешь защищать женщин нашей семьи.

Во взгляде Такоса виднелись то гордость, то сомнения. Потом мелькнуло чистое облегчение, быстро подавленное.

– Тогда я пойду… и исполню свой долг, – сказал он, стараясь говорить низким мужским голосом. – Идем, мама.

Такос собрался сделать шаг, но Григорий удержал его. Нагнувшись, он обнял мальчика обеими руками, прижал к себе, чувствуя биение маленького сердца, как чувствовал пульс Софии.

– Мой мальчик, – тихо сказал он.

– Дядя.

Смущенный Такос отстранился, взял Софию за руку. Она последний раз взглянула на Григория, повернулась, и они пошли прочь.

Ласкарь шагнул следом.

– Молись за меня этой ночью. Молись за нас всех! – крикнул он.

Они остановились, обернулись; их лица освещал мерцающий свет турок. У Григория перехватило дыхание, когда он увидел ее, женщину, которую всегда любил. Увидел их обоих в мальчике, стоящем с ней рядом.

– Приходи за нами, – сказала она.

А потом они пошли навстречу отрядам солдат, идущим на свои места к стене. Григорий следил за ними, пока они не затерялись среди копий и щитов, потом взял свой лук, взвесил его в руке и направился к палатке Константина.