Книга Обжигающий след. Потерянные, страница 171 – Анна Невер

– Ушатов сильнее. Видал, как лупит!? – язык Юлия слушался неважно.

– Да все мимо, – усмехнулся Натан, огладив брюшко.

– Аврелий Постук – опытный боец, – пробасил Славогор.

Спустя пять минут, наполненных репликами болельщиков, поединок на самом деле завершился победой вэйна по фамилии Постук. Юлий разлил всем янтарной жидкости из бутыли, и мужчины подняли бокалы.

– Ну что, давайте, друзья, еще раз за встречу, – произнес он. – И за возвращение Славогора.

– Э, нет, – возразил шкалуш, подняв указательный палец. – Выпьем в этот раз за нашего друга. Жаль, что его нет с нами.

– Ага, он слинял от нас и слова не сказал, а мы за него пей? – надул губы Жигаль и получил полный укоризны взгляд от Славогора.

– Он обезвредил полоумного отступника. Волен гулять без нашего на то разрешения, – протянул Скакун. – Давайте за него. Славик, Юлька…

Мужчины опрокинули в себя горячительную жидкость. Дружно зафыркали. Закусили полосатой солониной и солеными перцами.

– Не, я-то подозреваю, из-за чего он мог так сорваться. Возможно, вообще в пустоши подался. – Юлий загадочно улыбнулся. – Все дело в неразделенной любви. И не спрашивайте, кто она, – заплетающимся языком предупредил он, – я дал зарок молчания.

Натан пригладил бороду, хитро поглядывая на друга.

– Слышал, Разумовская выходит за вашего управного, – он поднял пустой бокал и сквозь прищур рассмотрел его. – По весне назначена свадьба.

– Не угадал, – самодовольно хмыкнул Юлий.

– Вот как? – Натан вздернул брови и подался вперед. – А кто же тогда?

– Будет вам трепать языками! – проворчал Славогор. – Коль надо, Дем сам расскажет, как явится.

Как ни странно, но чтец и Скакун вняли совету шкалуша и закрыли тему. А вскоре все внимание мужчин было отдано очередной схватке на арене.

* * *

Утренний свет проник во флигель и лег на половицы солнечными пятнами. Свежий весенний бойкий ветер словно дожидался, пока ему откроют форточку, чтобы как следует ею наиграться. Уже полчаса, как Тиса подняла Поню, чтобы умыть и накормить. Зашла Алевтина с детьми, одарила бумажным кульком, полным пирожков на дорогу. Поблагодарив, постоялица попросила ее присмотреть за дочкой, пока сбегает в едальную лавку. Забыла добавить к собранной снеди сыр и печенье, которые с охотой ел ребенок.

За калиткой Войнова столкнулась с Климом, который как раз собирался войти. Уткнувшись носом учителю в грудь, тут же отпрянула. Школьная коляска стояла у обочины.

– Ты рано, – удивилась она.

– Я прибыл раньше, чтобы поговорить!

Тиса отметила взъерошенный вид Ложкина и лихорадочный взгляд. Глаза светились так, что в темноте могли бы соперничать с уличными фонарями Оранска. Понятно. Значит, девочки рассказали о кургане.

– Мне нужно в едальную лавку.

– Я составлю компанию?

Пока они шли на соседнюю улицу, Клим сумел выспросить все подробности из первых уст. Видящая отвечала, хотя внутри то и дело поднималась волна досады. А у крыльца лавки, когда он коснулся ладони, осторожно отстранилась. Боже, дай терпения.

– Я понял, в чем был мой просчет, – вещал учитель, – не учел почвенных сдвигов. Земледрожания! Все из-за них, определенно. Курган просто сместился ниже по склону предгорья к центру долины.

– Определенно, – вяло отозвалась Тиса, однако тот будто ничего не замечал.

Купив печенье и полголовки сыра, направилась обратно, и Климентий хвостиком последовал за ней.

– Это будет сенсация. Посмотрю я в глаза тех, кто насмехался над нашей идеей, когда покажу им золотое перо Гатчиты. Не уезжай, Тиса, – он обратил на нее горящий взор, заставив остановиться, – вместе мы теперь свернем горы. Я уже буду не тот бедный учитель. Мое предложение еще в силе…

На этом терпение девушки стремительно почило.

– Клим, пожалуйста, не надо, – взмолилась она. – Я ведь не шутила, сказав, что люблю другого.

Мужчина закусил губу, лицо его помрачнело. Тиса продолжила путь, и вскоре учитель нагнал ее. Какое-то время шли молча. Ложкин исподлобья оглядывал окрестности и пощипывал подбородок.

– Этот вэйн – жуткий сноб, – спустя квартал произнес он глухо.

– Откуда ты знаешь, ты его не видел, – огрызнулась девушка.

– Видел. – Блондин глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду.

Тиса резко остановилась.

– Что? – прошептала она еле слышно.

Учитель отвернул лицо в сторону, смотря вдаль, и поморщился.

– Он был здесь, когда ты болела. Пожалуй, я повел себя недостойно тогда, и теперь мне стыдно за свой поступок.

Горло перехватило.

– Зачем он приходил?.. Клим?!

– Не знаю, но полагаю, чтобы забрать тебя. Тиса, прости меня. Я впервые почувствовал к женщине нечто большее и поэтому не хотел отпускать. Поступил как эгоист…

– Что ты ему сказал? – перебила его, не желая снова слушать речи о любви.

Климентий помял пятерней свою светлую длинную челку, прежде чем поднять виноватый взгляд и ответить.

– Сказал правду: что ты желала избавиться от видений с ним и ради этого приехала в Оранск.

Несколько секунд Войнова молчала, прибитая признанием. После простонала:

– Боже, от вас одни неприятности, учитель.

– Тиса…

– Уйдите с моих глаз! – с обидой выкрикнула она. – Мы сами доберемся до станции, без провожатых.

– Пожалуйста, прошу…

– Нет, это я прошу, – остановила блондина взглядом, – дайте мне передохнуть от вас. Умоляю.

Ложкин смотрел в расстроенное лицо бывшей ученицы и, пожалуй, только сейчас в полной мере понял, что́ натворил. Молодая женщина отвернулась и пошла дальше, прочь от него.

– Я сожалею, – прошелестело ей в спину.

Ветер трепал подол. Быстро шагая, Тиса придерживала юбку рукой и качала головой. «Ну почему, Единый? – шептала она. – Что за рок такой?» Демьян был рядом все время. Почему не поговорил с ней? Почему слушал речи Ложкина? Почему так легко поверил, что она любит другого? Нет, большей досады девушка еще никогда не испытывала.

Посмотрела в бесконечную синь над головой. Единый! Она бы многое отдала за то, чтобы увидеть его и все объяснить! Не может же быть такого, чтобы она потеряла его навсегда, что счастье ускользнуло от нее? Нет, они не станут потерянными друг для друга навсегда, как души в том беспросветном романсе.

Войнова не заметила, как ноги принесли ее обратно. Калитка оказалась приоткрытой, во дворе собралась вся семья Кадушкиных и что-то обсуждала вполголоса, что само по себе необычно.