Онлайн книга «Фантазерка»
|
– Не твоя печаль. Иди, Мишка, охраняй общественный порядок. Закрыв за милиционером дверь, Егор почему-то заперся на все замки. Вернулся в комнату, постучал в спальню. – Эй, за баррикадами! Выходи! Ушли они, ушли, не бойся. Давай поговорим спокойно, взвесим «за» и «против»… Взвесить ничего не удалось, потому что Егор отвечал на звонки. Домогались журналисты, сначала низшего звена, потом руководящего. Выглядело это так. – Здравствуйте, с вами говорит редактор областного телевидения. Мы хотели ли бы взять у вас интервью, о том, как вы нашли ребенка… – Без комментариев! — бросал трубку Егор. – Добрый вечер! Это шеф-редактор с телевидения. По поводу информации о найденном на мусорнике… – Без комментариев! – Вас беспокоит зам гендиректора телевидения… – Без комментариев! – Центральное телевидение, Первый канал… – Без комментариев! И газетчики названивали, из центральной и местной прессы. Люда с ребенком сновала туда-сюда, кормила, купала малыша, а Егор знай твердил в трубку: «Без комментариев!» И так до ночи, пока не догадался выдернуть шнур телефона из розетки. Жена хранила обиженное молчание, но пельмени Егору все-таки сварила. Людмила не спускала с рук ребенка, точно великую ценность носила. Но на следующий день Люда бойкот прервала. Потому что случилось такое, что про любые обиды забудешь. Не дозвонившись мужу по сотовому телефону (Егор был в цехе, где из-за грохота станков звонка не слышно), Люда ничего лучше не придумала, как позвонить к себе в отдел кадров. – Девочки! — попросила она. — Найдите Егора, хоть из-под земли. Он мчался по коридору заводоуправления и проклинал себя. Умер пацан, умер несчастный, лапки кверху. Какого лешего вчера заартачился? Не отдал малыша в больницу, там бы отходили… Идиот, кретин! Сам спас и сам погубил. Вместо «да?», «алло!» или «слушаю?» Егор шумно не то выдохнул, не то простонал в микрофон: – А-а-э-э? – Егор, ты? – Ды-а… – Егор, у меня молоко пришло! – Какое молоко? Куда пришло? – Женское, в грудь. – Тебе в грудь молоко? — растерянно переспросил Егор. – Да, ты представляешь?! У меня еще вчера так все налилось, окаменело, а сегодня закапало. Конечно, пока мало, ребенка накормить не хватит. Егор, теперь ты веришь, что младенца нам Бог послал? Егор не отвечал, у него язык отнялся. А Люда быстро говорила: – Телефон Веры Петровны нашла, это педиатр, которая Димку и Аню лечила. Она уже старенькая, а дочь ее, Веры Павловны, тоже детский врач, но в другом районе работает. Симпатичная, не то что мымра, которая к нам приходила. Светлана Владимировна пришла, осмотрела и малыша, и меня. – Кто это Светлана Владимировна? — Егор не поспевал за торопливой речью жены. – Дочь Веры Павловны, я же тебе говорю! Хороший педиатр. – Люд, не может быть у тебя молока, по науке и вообще. Ты говорила — климакс. Вдруг это болезнь какая? – Не болезнь, а описанный феномен. – Чего? – Светлана Владимировна сказала: феномен, но описанный наукой. В Латинской Америке у одной бабушки, когда ее дочь, в смысле мать ребенка, погибла, от переживаний стресса молоко пришло, и бабушка выкормила внука. У меня тоже знаешь, какие переживания! Егор про кормящую бабушку из сумбурного объяснения Люды мало что понял. – Я и сама подозревала, — продолжала Люда выдавать поразительную информацию, — а Светлана Владимировна подтвердила. Егор, ребенок не русский. – А чей? — глупо спросил Егор. – Восточный. Таджикский или узбекский. Но мне без разницы, хоть негр. Куколка, маленький, золотко, просыпается. Газики отходят. Слышишь, пукает? – Люда, это черт знает что! – Да, Егор. Я почему звоню-то. Репортеры атакуют. И по телефону, и в дверь звонят. Егор, мне страшно! Чего им всем надо? В окно видела: дворничиха перед камерой выступает. Егор, что она наговорила? Егор, отпросись, возьми отпуск за свой счет, лети домой, спасай нас! Егор положил трубку и огляделся. Заинтригованные Людмилины товарки стояли полукругом, ждали пояснений. У Егора затренькал сотовый телефон в кармане. Это был сын, с радостным известием: дали недельный отпуск, сейчас он в Москве у сестры, домой заглянет на пару дней. – Димка! — взмолился Егор. — Лети сюда немедленно! У нас тут… чисто Латинская Америка. Я на помойке нашел не то таджика, не то киргиза. Маленького, но живого. Мать к нему прикипела вплоть до молока, которое из нее сейчас сочится. Такой феномен на старости лет. Плюс журналисты, от которых мы осаду держим. – Папа, я ничего не понимаю! Анька трубку рвет. – Папочка, здравствуй! Что у вас случилось? Ты только спокойно говори, по порядку. – Значит так, — Егор постарался успокоиться, — сначала мы с матерью пиво пили, в воскресенье… или в субботу? Все перепуталось. Потом я мусор пошел выносить, чтоб рыбой тухлой не завонял, так как мы креветки ели. А в ящике что-то шевелится… С Димкой он говорил путано, а дочери рассказывал подробно, с излишними деталями, к удовольствию жадно слушающей публики. Егор не знал, как дети отнесутся к подкидышу. Кого поддержат — его или мать. С одной стороны, хотел, чтобы стали на его позицию. С другой стороны, что это за дети, которые на чувства матери плевали? И впервые в жизни Егор хотел помощи от детей как от взрослых. Лопнул его авторитаризм, который диктовал, что отцовское слово — последнее, что Димка и Аня были, есть и будут мелкотой, которая должна беспрекословно слушаться главу семьи. – Обалдеть, — сказала Аня, услышав про молоко из маминых грудей. — Улет! — воскликнула, когда отец живописал атаки журналистов. – Дети, — Егору не удалось из голоса просительные нотки убрать, — вы бы приехали, а? И замер тревожно, потому что Анюта молчала несколько секунд. И вздохнул облегченно, когда дочь сказала: – Два часа до поезда, успеем. Ждите нас утром. Егор отключил телефон и сказал женщинам, которые получили ответы на все интересующие их вопросы: – Вот так-то. Между нами, девочками. Сомнения: оставлять ребенка или отдать государству — отпали, когда Егор пришел домой. Люда кормила ребенка грудью. Подняла голову, посмотрела на мужа. У него сжалось сердце. Двадцать лет не видел такого выражения на лице Люды. И счастье безмерное, и тревога, и блаженство, и страх, и еще много других, радостных и волнительных чувств, которым трудно найти определение. А на картинах, где изображают кормящих матерей, — все враки. Там женщины мраморно спокойные, как примороженные. |