
Онлайн книга «Школа для толстушек»
Из программы старших классов Лана помнила только то, что учителя математики звали Логарифм. – Что такое логарифм? – задала она каверзный вопрос. Лева ответил без запинки: – Логарифмом числа «а» по основанию «б» служит степень, в которую необходимо возвести число «а», чтобы получить число «б». Логарифм восьми по основанию два – это три, так как два в кубе – это восемь. – Гениально! – прошептала Лана, качая головой. – Логарифм ста, – развивал успех Лева, – по основанию десяти – это два, так как десять в квадрате – это сто! Он схватил двумя руками голову Ланы и прижался к ее рту губами. Через несколько секунд Лапа отстранилась, хихикая: – Разве так целуются? Не надо губы напрягать и открои их немножко. Потом отстранился Лева. – Язык обязательно толкать? – спросил он. – Это называется французский поцелуи. Не понравилось? – Затрудняюсь сказать. А руки куда девать? – Положи вот так: одну мне на плечо, другую на грудь. Правда, у меня грудь упругая? И расслабься, что ты как деревянный. Ну, поехали! Лева только вошел во вкус и стал проявлять успехи, как их учебное занятие нарушил истошный возмущенный вопль. В дверях стоял Тофик. Он тряс кулаками и дрожал животом. Лана быстро оттолкнула Леву и принялась оправдываться: – Я тут ни при чем! Он сам! Лева вскочил с дивана и бросился к окну. Хорошо, что они упражнялись на первом этаже: Лева мягко приземлился на клумбу. Пробежал по соседскому участку, перемахнул через ограду и оказался на своем. Он плохо соображал, что делает, но инстинкт подсказывал – надо удирать. Лева нажал на потайную кнопку в прихожей, зеркало ушло в сторону. Он повернул ключ и выбежал на улицу. Позвал собак и помчался к калитке, где висел замок, но для бутафории, поскольку Лева давно его открыл. Собачья стая и мальчик побежали к лесу. Заложники сообразили, что их основное занятие в цивилизованных условиях, на постельном белье и с горячим питанием, будет не менее приятным. Марк давил на кнопку микрофона и призывал: – Эй, фундаменталисты! Лева, хватит дурачиться! Ответь мне! Олег пришел с неожиданным известием, что дверь открыта и путь свободен. Они потянулись на волю. Вместо заслуживающего как трепки, так и благодарности Левы их встретил гневный Тофик. Он размахивал Левиными очками (перед поцелуями снял, а в суматохе забыл) и кричал: – Убю! Клянусь, убю! Ваш нэгодяй моя дэвоч-ка сблызныл! Поля, Ирина и Ксюша дружно ахнули. Олег присвистнул. Вася и Марк сохраняли спокойствие. – Не волнуйтесь! – миролюбиво улыбнулся Марк. – Это же дети. Сколько лет вашей дочери? – Эт не дочь! – пыхтел Тофик. – Эт мой жена! Теперь дар речи потерял Марк, а Вася восторженно воскликнул: – Ну ё! Во дает пацан! – Еще неизвестно, кто кого соблазнил, – подал голос Олег. – Ти уволен! Ти прогульщик! – Тофик ткнул в Олега пальцем. – Да пошел ты! – пренебрежительно отозвался Олег. – Видал я таких! Тухлое мясо! Ксюша пошла грудью на Тофика. Выхватила у него очки: – Ты почему к нам все время лезешь? Ты что ребенка третируешь? Ты моих собак не видел? Тебе своих яиц не жалко? Тофик попятился к выходу. Ирина и Поля оттащили Ксюшу. На передний фронт выдвинулись Олег и Вася, предлагая Тофику убираться по-хорошему. Призывы Марка «надо разобраться» потонули в общем гаме. Наконец, посылая проклятия и обещая отомстить, Тофик удалился. Все собрались в гостиной. Марк держал речь. – Я приношу вам извинения за действия, совершенные моим сыном. – Он поднял ладонь, предупреждая возражения, готовые вырваться из уст Поли и Ксюши. – Ситуация неординарная, но я убедительно призываю вас не влиять на воспитательный процесс. У меня с сыном состоится мужской разговор. – Но где же Лева? – спросила Ирина. – Гуляет с собаками, – высказала предположение Ксюша. – А нам бы помыться и мужчин покормить? – подала голос Поля. Лева не объявился ни через час, ни через три. К одиннадцати часам стемнело, а мальчика не было. Ирина, которая в заточении проявила завидную выдержку, не находила себе места – то просила позвонить в милицию, то спрашивала Ксюшу, как собаки будут защищать Леву в случае опасности, нервно, на нитки, рвала носовой платок и давилась беззвучными рыданиями. Марк успокаивал жену, хотя волновался не меньше. Когда пробило полночь, Ирина выскочила из дома, стала бегать из конца в конец единственной улицы с криками «Лева!». К ней присоединились Ксюша и Поля, затем мужчины. Ксюша сказала, что нужно звать собак, потому что у них слух острее человеческого. Охранники у ворот заявили, что мальчик мимо них не проходил. Олег обнаружил открытую калитку, и все пошли в лес. Призывы «Ева! Сара! Дуня! Лиза! Лева!» разносились далеко, и создавалось впечатление, что пропал не один ребенок, а целый детский сад. Лева со сворой переплыл на другой берег. Далеко впереди увидел стог, где он решил заночевать. Больше он никогда не поверит писателям, которые укладывают своих героев в сено и те благополучно спят. Мало того что комары звенят и жалят, по и сено кишит какими-то насекомыми или само колется. Лева ворочался и чесал зудящее тело. Собаки устроились возле него полукругом. Некормленые, они не растянулись в сонной неге, не свернулись калачиками, а сидели в позе сфинксов, словно укоряя: мы ждем, пока ты отдохнешь, сколько же ты будешь ворочаться, пора домой. Потом они вдруг вскочили, залаяли, бросились в сторону реки. Вернулись, рычанием и лаем требуя, чтобы Лева шел сдаваться. Когда форсировали речку, собаки бросились врассыпную в ответ на зовы, которые теперь и Лева хорошо слышал. С ним осталась только верная Ева На ее щенячий лай вышел Олег. – Привет, ловелас! – кивнул он Леве. – С тобой все в порядке? – От-т-тносительно. – Леву трясло от холода и страха предстоящей расправы. – Пошли домой. Там тебе относительное в абсолютное превратят. Они шли по тропинке, и Лева пытался выяснить свою участь: – Вы не знаете, что мне будет? – Если бы ты был моим сыном, я бы выдрал тебя как Сидорову козу. Но отец с тобой разговаривать будет. – А к-какие пункты обвинения? – По обоим вышка светит. Терроризм и совращение чужих жен. – П-понятно. Олегу стало жаль парнишку, у того зубы стучали громче, чем трещали кузнечики. – Ты вот что, – предложил Олег, – скажи, будто я тебя надоумил запереть нас в подвале. А в смысле секса вали все на Лану. У нее в башке одна извилина, ей все равно никто не поверит. |