
Онлайн книга «Завтра я буду скучать по тебе»
– Вы её видели? – Харви кивает в сторону пригорка за дальними могилами, где двое медработников стоят бок о бок с Мерете. Она сидит, сложив руки на коленях, и смотрит на своего сына, который играет у ручейка, текущего вдоль забора кладбища. Он бегает вверх и вниз по берегу и тащит за собой прутик, окунув его кончик в воду, так что во все стороны разлетаются брызги. – Ей зафиксировали челюсти и сшили мышцы, поэтому приходится кормить её через зонд. – Прости, Харви, – говорю я и снова поворачиваюсь к нему. – Я… – Нет, Торкильд, – взгляд Харви встречается с моим. – Это я должен просить прощения. Я был так зол, когда мы в последний раз говорили, мне было так страшно, но мне стоило понять, в каком состоянии находишься ты сам и настоять, чтобы ты вместе со мной поехал в больницу. Вместо этого я нёс какую-то чушь про маяк и про духов. – Не думай об этом, – я прочищаю горло, – только я сам могу справиться со своими делами. Как она себя чувствует? – спрашиваю я, пытаясь направить разговор в другое русло. – Ну, мы разговариваем. Я говорю, она пишет записки. Через неделю или две она приедет домой. Врачи говорят, что она поправится, что всё наладится со временем. Я надеюсь только, что она придёт в себя, когда начнутся съёмки. Она так давно этого ждала. Собравшиеся закончили молиться, и гробы начали опускать. – Ты нашёл датчанина, – замечает Харви, а священник в это время предлагает пастве проститься с умершими и бросить в могилу по горсти земли, после чего он достаёт Библию и читает, – когда ты был там… в море, – запинается он, – с привязанной к нему женской рукой? Я киваю. Священник закрывает Библию и приступает к последнему благословлению. – Теперь, по крайней мере, никто не сможет сказать, что её не существует. Им известно, кто она? Я качаю головой. – А что там с Бьёркангом и Арнтом? – Полиция Трумсё реквизировала мини-подводную лодку и запросила помощь от отдела по особо тяжким. После обеда они приедут сюда. – Они всё ещё считают, что ты с этим связан? – В наивысшей степени, – отвечаю я, – сегодня чуть позже я еду на новый допрос. Перед этим мне нужно доделать пару дел. Разобраться, что к чему, если понимаешь, о чём я. Я достаю ключ от квартиры из кармана куртки и даю его Харви. – Спасибо, что одолжил. – No problem, – Харви засовывает его в карман штанов, – родственники заберут оттуда вещи сегодня вечером. – А как ты сам, кстати? Тебя ведь вчера вызвали на допрос? Харви тяжело качает головой. – Не ходил туда. Сейчас нет сил. Так много дел с Мерете. Господи. Он закусывает нижнюю губу и отворачивается: – Я так за неё боялся. Погребение приближается к концу, и собравшиеся опускают руки перед последним псалмом. Я бережно кладу руку Харви на плечо. – Я могу поговорить с ней? – Да, – отвечает Харви. Мерете засунула руки в карманы пиджака. Она сидит и смотрит на поющих людей застывшим взглядом. Тонкие полоски пара появляются из её носа, когда она дышит. Один из санитаров достаёт шерстяной плед, раскрывает его и кладёт ей на колени. – Конечно, можешь. Мы направляемся к Мерете, а толпа начинает расходиться. Харви подходит первым, за ним мы с Юханнесом. Небо над нами посветлело. Спокойный океан поблёскивает в заливе. – Привет, – говоря я неуверенно, когда мы становимся рядом Мерете, сидящей в коляске. Санитары делают несколько шагов назад, один из них прикуривает сигарету, и оба они разворачиваются к группе деревьев в дальней части кладбища. – Я… я… Мерете поднимает руку, подавая мне знак остановиться. Она достает из кармана пиджака блокнот. Пока она пишет, я украдкой поглядываю на металлический фиксатор. Губы Мерете сухие и слегка приоткрыты. Нижняя губа чуть сильнее выдаётся вперёд, чем верхняя, что делает её похожей на пациента с инсультом, у которого отмерло какое-то количество нервной ткани, и парализована кожа лица. Мерете передаёт мне блокнот и смотрит на меня. «Это была не она», – написано на листе. Она вяло кивает, пока я читаю. – Я знаю, – говорю я, а Мерете забирает блокнот обратно и снова пишет. «Мне было так больно, – читаю я, – как будто в рот затекало всё больше и больше воды с каждым вздохом. Казалось, что я сейчас утону». – Я пытался тебе помочь, но не смог сдержать… Мерете качает головой, а потом пишет и передаёт мне блокнот. «Это не твоя вина. Я сама впустила её». – Я тоже видел её. – Мерете кивает, продолжая писать. «Она что-то тебе говорила». – Мне? В каком смысле? Мерете опять пишет, а потом вырывает листок и кладёт его в мою открытую ладонь. – Не понимаю, – шепчу я и смотрю на буквы, из которых складываются два непонятных слова. Не понятно, то ли с ней случился такой приступ, что она не понимает, что написанное там – случайные палочки и буквы, поставленные в ряд, или это правда что-то значит. – Похоже на русский, – Харви смотрит на записку. Он побледнел, его слегка покачивает, как будто у него кружится голова, и ему приходится сделать шаг к коляске, чтобы не упасть. – Ты знаешь, что это значит? – спрашиваю я. Мерете смотрит на нас обоих, а потом наклоняется вперёд. – Mne hólodno, – шипит она сквозь сжатые зубы. – Что? Мерете берет меня за руку и сильно её сжимает. Её пальцы неестественно тёплые, настолько, что я чувствую, как тепло поднимает по руке к горлу и лицу. Грудная клетка вздрагивает каждый раз, когда она набирает в лёгкие воздух и ведёт мою руку по бумажке, на которой написаны два слова. – Mne… hólodno. – Она так сказала? Mne hólodno? Мерете кивает и выдыхает. Она отпускает мою руку и снова пишет что-то в блокноте, вырывает листок, закончив её, и протягивает мне с печальным взглядом. «Прощай, Торкильд». – Прощай, – отвечаю я и сворачиваю записку. Я кладу её в карман брюк, после чего мы все трое вежливо прощаемся, и каждый идёт по своим делам. Мы с Юханнесом направляемся к автомобилю вместе с опоздавшими на прощальную церемонию. Солнце пробилось через облака. – Слушай, – говорю я, когда мы подходим к машине, – Арнт рассказывал о том, что в Трумсё растёт уровень потребления наркотиков и услуг проституции в первый день, как я сюда приехал. – Да, – отвечает Юханнес. – Только открой газету, и увидишь, где это всё происходит. – Ты знаешь, откуда приезжают эти девушки? – Да, – говорит он и ухмыляется, – оттуда же, откуда и спирт, сигареты, табак и прочие гадости. Из России. |