Книга Любовь горца, страница 30 – Керриган Берн

– Они всех подробностей не знают, – ответил Джани из-за разделявшей их стенки. – Эти подробности чересчур ужасны.

– Да?

Ее сердце сильно забилось. Она страстно хотела узнать, что произошло, но не осмеливалась спросить, поэтому замолчала, ожидая, что Джани сам захочет нарушить молчание. К счастью, он именно так и сделал.

– У нее случались ужасные приступы. Такие ужасные, что маркизу приходилось изолировать ее от детей. Однажды ночью она забралась на крышу и бросилась оттуда вниз.

«О господи!»

– Почему? – спросила в ужасе Филомена. – Дети были в доме? А где был маркиз?

Джани вышел из-за стены, покачивая головой.

– Дети были у бабушки в Лондоне, а лэрд и я уезжали в это время за границу. Маркиза вызвали в Раджанпур на похороны. Это было больше девяти лет назад. Дети считают, что мать умерла от болезни, и маркиз очень рассердится, если узнает, что они думают иначе.

– От меня они ничего не узнают, – пообещала Филомена.

Так что же означала та странная утренняя встреча в сумерках библиотеки? Видимо, она очень устала. Настолько измучилась, что все это ей привиделось. Возможно, она запомнила все не так, и это было плодом воспаленного воображения.

Филомена захотела сменить тему разговора и спросила:

– Сколько же лет было вам, Джани, десять лет назад?

– Я был тогда совсем маленьким мальчиком, мне исполнилось около семи.

Вместе с Джани она доставала из чемодана все свои юбки и продолжала расспросы.

– Совсем малыш. Неужели родители позволили вам работать на маркиза в таком возрасте?

– Мои родители были среди восставших, они боролись с британцами и Ост-Индской компанией. Все они были убиты, когда отряд лэрда… захватил нашу деревню. Все были убиты, кроме меня.

Его голос оставался спокойным, даже приятным, но лицо потемнело, на нем появилось неопределенно-сдержанное выражение.

– Боже мой, Джани!

У Филомены перехватило дыхание. Нижняя юбка, которую она держала в руках, упала кучей к ее ногам. Юноша покачал головой, но ловкие движения рук ни на минуту не останавливались.

– Это было давно. Время обладает способностью смягчать любую трагедию, благодаря ему легче забыть боль.

Филомена была потрясена и не могла сосредоточиться на деле, но и промолчать не сумела:

– Как же ты можешь после этого работать на него? Жить под его крышей и служить ему?

Его темные, красивые глаза взглянули на нее, и он печально улыбнулся:

– Потому что он предложил мне месть.

– Что? – Филомена не верила своим ушам.

– Маркиз был тогда капитаном. Он со своим командиром нашли меня на куче мусора, где я искал еду. Я был очень зол, и когда их увидел, начал бросать в них камни, даже стекло. Я на них кричал, плевался. Командир вытащил пистолет и собирался меня застрелить, но Рейвенкрофт его остановил. Помню, я очень испугался, когда он подошел ко мне. Никогда прежде я не видел таких больших людей, таких высоких и широкоплечих. Он заставил меня замолчать и взял на руки. Отнес меня в свою палатку и накормил. Я был очень зол, но я умирал от голода.

Даже в тусклом свете закатного солнца его черные волосы блестели, но в глазах была тьма.

– Вы знаете, что он мне сказал, пока я ел?

Филомена покачала головой:

– Даже представить не могу!

– Он сказал, что, если я захочу, он будет меня кормить, обучать и защищать. Пообещал, что, когда я стану мужчиной и мой гнев превратится к тому времени в ненависть, он всегда будет рядом. Я смогу отомстить, когда пожелаю. Он пообещал, что не будет сопротивляться.

Филомена шлепнулась на кровать позади себя и сказала недоверчиво:

– Для вас это большой соблазн.

Глаза Джани утратили обычный блеск, так как он всматривался в прошлое.

– Я сидел, бывало, на койке и ел ужин, который он мне принес. Он всегда давал мне острый нож, даже если на ужин не было мяса, и мы ели в молчании. Много лет я ложился в постель, намереваясь перерезать ему горло, когда он заснет.

– Что же вас останавливало?

– Думаю, это был взгляд, которым он смотрел на меня каждую ночь, прежде чем задуть лампу…

Джани остановился и поглядел на Филомену, как будто вспомнив, что они не очень хорошо знакомы.

– Как он смотрел? – спросила она, не сумев сдержаться от расспросов.

– Как если бы он хотел, чтобы я это сделал.

Джани собрал ее юбки в охапку и понес к шкафу, а Филомена в изумлении уставилась ему вслед, ожидая, когда он вернется.

– Но у него же дети!

– Да. Но он никогда не позволял им узнать себя по-настоящему, – выражение лица Джани было задумчивым.

Филомена встала, чтобы помочь, но ее движения были скованными, а мысли в голове стремительно путались.

– Даже по прошествии стольких лет вы не можете его вот так простить!

– Маркиз сдержал свое обещание. Он брал меня с собой, когда ему пришлось ездить по всему миру, даже обеспечил меня в завещании на случай своей смерти. Я не знаю, мисс Мена, виноват ли он в смерти моих родителей, но я точно знаю, что мы оба стали частью военной машины империи, которая возникла задолго до наших дней. – Джани остановился и выглянул из окна, чтобы полюбоваться на лес, простиравшийся вниз по холмам до самого моря. – Когда он впервые привез меня сюда, я понял, что Рейвенкрофты были воспитаны, чтобы стать воинами, такова их судьба.

Он повернулся к Филомене, но его белозубая улыбка была совсем не радостной.

– Вы можете представить его в какой-нибудь иной роли?

– Нет, – признала Филомена, хотя сердце ее разрывалось от той трагедии, что перед ней предстала. – Кажется, не могу.

– Я не хотел вас огорчить, мисс Мена, – сказал Джани серьезно. – Я вполне доволен своей жизнью, и у меня есть иные причины… здесь оставаться.

Странно, но впервые за весь их разговор юноша действительно выглядел опечаленным. И Филомена понимала, почему.

– Рианна? – спросила она тихо.

Он просто поглядел на нее, и все стало ясно.

– Она отвечает вам взаимностью?

– Она не знает, – и тут на его лице отразился страх, но Филомена поспешила его успокоить.

– Все в порядке, – заверила она и положила руку на его шелковый рукав. – Я никому не скажу. У меня есть свои секреты, и я никогда не обману доверие друга.

Джани посмотрел ей в глаза, потом кивнул.

– Это безнадежно, мисс Мена. Дочь маркиза не может выйти замуж за лакея, особенно иностранца. Разве вы здесь не для того, чтобы научить ее, как должна вести себя жена благородного человека?