Онлайн книга «Каторжная воля»
|
– Подожди, Емельян, послушай… – Годить – не родить, можно и обождать. Не буду я тебя слушать, сукин ты сын! Умей ответ держать! Все! Закончили разговор! Времени у меня нет лясы с тобой точить. До завтрашнего дня под запором посидишь, а завтра во всех грехах своих признаешься, бумажки напишешь и пойдешь кайлом махать! Емельян поднялся, подозвал мужиков и, кивнув на Любимцева, приказал: – Этого – отдельно от остальных. И глаз не спускать! Головы оторву, если уснете! – Дай слово сказать! Давай поговорим! Но Емельян уже не слушал Любимцева, поднимаясь в избу, даже не обернулся на его призывный голос. Мужики, не особо церемонясь, сдернули с места делопроизводителя городской управы, потащили, как мешок с отрубями, и попутно, чтобы шевелился скорее, по очереди приложились кулаками по голове. Любимцев сник и замолчал. 6 И кто бы мог подумать, что прапорщик Грехов, который всегда готов был насмехаться над кем угодно и над чем угодно, вдруг возьмет да и обернется к своим друзьям с совершенно иной, неизвестной им раньше стороны. Звонарев и Родыгин только переглядывались между собой, наблюдая за ним, пожимали плечами и помалкивали, терпеливо дожидаясь – а дальше-то что? Грехов между тем, не обращая на них внимания, стоял на коленях и держал на вытянутых руках, сложив ковшиком ладони, крохотного, еще не оперившегося птенца, случайно найденного в траве. Он едва не наступил на него, и теперь, взяв на ладони, любовался желтеньким комочком, даже осторожно дул на него, шевеля тонкий пушок. Птенец разевал клювик, обведенный желтыми разводами, и пищал – тонко, но требовательно. – Погоди, погоди, – бормотал Грехов, – узнать надо, откуда ты вывалился… Поднял голову, оглядывая кедры и ели, пытаясь найти гнездо, из которого выпал птенец, и лицо у него при этом было таким улыбчивым и умильным, словно он обнаружил и держал теперь в руках долгожданную находку. Нет, такого Грехова друзья еще не знали. Поэтому и удивлялись, наблюдая за ним. – Да не таскай ты его, – подсказал Федор, – оставь у кедра и отойдем. Вон, видишь, кедровка летает, сами разберутся… Между хвойными лапами, действительно, металась в тревоге кедровка; видно, обнаружила пропажу в гнезде и сейчас пыталась выручить свое беспокойное чадо. Грехов, не поднимаясь с коленей, подполз к кедру, опустил комочек на землю и поднялся. – Пошли, пошли, – поторопил Федор и первым направился в сторону, к коням, которые стояли нерасседланными на полянке, выбранной для короткого отдыха. Отошли, сели в седла, и только Грехов, замешкавшись, все оглядывался на птенца и на кедровку, летавшую над ним. Наконец повернулся, медленным шагом двинулся к полянке, продолжая счастливо улыбаться. Звонарев и Родыгин снова переглянулись, но промолчали. Тронулись, цепочкой выстраиваясь друг за другом, и вдруг разом остановили коней, натянув поводья. Впереди послышались людские голоса. Звучали они глухо, неразборчиво, но ясно было, что перекликаются несколько человек. Родыгин взмахнул рукой, подавая знак, и первым круто повернул коня, забирая резко в сторону, в узкую прогалину между деревьями, которая полого опускалась в низину. Голоса приближались, становились все отчетливей, и вот уже ясно послышалось: – Да зряшное это дело, все равно что иголку искать. Конь у нее точно есть, за это время к черту на кулички можно ускакать. – Лихая баба, как она киркой-то… Как яичко голова раскололась! – Слушай, может, повернем? Чего зря мотаться, да и время к вечеру, а в потемках на выстрел налететь – раз плюнуть. – Вот баба! Оторви да брось! Верно говоришь – давай поворачивать. Завтра видно будет. Два всадника остановились на краю полянки, развернулись, и голоса их, удаляясь, снова зазвучали глухо и неразборчиво. Скоро стихли совсем. Родыгин обернулся к Федору, спросил: – Далеко еще до деревни? – Рядом, версты три. – А можно с другого края зайти, чтобы не пересечься с этими… Кто они? – Да все те же, емельяновские. Я, правда, толком разглядеть не успел, а по голосам не знаю. – Какую бабу они ищут? В ответ Федор пожал плечами – откуда мне знать? Он и представить даже себе не мог, что ищут Настю. Первым тронул своего коня и круто взял в сторону. Ехали молча, осторожно, чутко прислушиваясь – не раздастся ли тревожный звук? Но стояла вокруг тишина, нарушаемая лишь птичьими голосами да редкими похрустываниями сухих веток под конскими копытами. Солнце между тем катилось к закату, и на прогалинах вытягивались длинные тени деревьев, переплетались между собой, и становилось сумрачно. Пересекли кедровник, смешанный с ельником, миновали луг с высоким густым разнотравьем и выбрались к подошве высокой горы, усыпанной мелким камнем. – Добрались. – Федор спрыгнул с седла и огляделся. – Гору сейчас обогнем, а там и деревня, как на ладошке. Думаю, коней здесь надо оставить, пешком по осыпи быстрей дойдем. Ну, а там посмотрим и решать будем – с какого боку плясать начнем. – Лучше бы без плясок, – хмуро отозвался Родыгин. – Лучше бы по-тихому, если получится. Людей у этого Емельяна, как я понимаю, немало, а у нас всего-навсего четыре штыка. – Зато штыки какие! – коротко хохотнул Грехов. Но в ответ ему никто даже не улыбнулся и шутки не поддержали – не до веселья. Все понимали, что дело предстоит далеко не шуточное, а может быть, даже и смертельное. Случайно обнаруженный Анисим, в которого всадили целый заряд картечи и которого пришлось наспех хоронить, еще стоял перед глазами, и ясно было, что встреча с лихими людьми Емельяна душевными разговорами не закончится. Молча спешились, надели на коней путы и налегке, без поклажи, двинулись в обход горы. Скоро добрались до склона, с которого деревня была хорошо видной, хотя уже и подкрадывались потемки. На единственной улице, которая тянулась вдоль речки, одиноко бродили две коровы и щипали траву. Затем легли прямо на дороге и перегородили ее. Ни всадника, ни пешего, будто вымерла вся деревня. Пусто, тихо, тревожно. – Знаешь избу, где этот Емельян живет? – спросил Родыгин. – Если с нашего края считать – пятая, – ответил Федор, – вон крыша видная… – Значит, туда и пойдем. Как стемнеет, так и пойдем. Будем Емельяна брать, а дальше – по обстоятельствам. Ничего другого нам не придумать. – А вдруг его дома не окажется? – усомнился Звонарев. – Подождем, когда явится. Должен же домой вернуться! – Мудрено! – не удержался и съехидничал Грехов. – Придет, не придет, явится, не явится, надо бы еще на ромашке погадать – любит, не любит, к сердцу прижмет, к черту пошлет… – Или пулю в лоб всадит! – рассердился Родыгин. – Все, Грехов, хватит, не до шуток! Неужели непонятно, что здесь гнездо разбойничье? Настоящее гнездо! Если мы, извиняюсь, сопли жевать будем, все здесь останемся! Никакая полиция после не найдет. Отдыхаем и ждем темноты. Тихо! |