Книга Паутина Старого Города, страница 11 – Алека Вольских

— Ум–м–м, — заинтересованно протянул Улик. — Тогда почему ты хочешь его увидеть, если он такой плохой?

Динка с полминуты смотрела на него мрачным взглядом.

— Кто хочет его увидеть?

— Ты, — расстерянно поморгал Улик.

— Я?! — набычилась Динка.

Улик издал нервный смешок и поднял руки на уровне плеч, как будто сдаваясь.

— Не хочешь ты его увидеть, не хочешь! Только не смотри на меня так, ты страшная, я тебя уже боюсь.

— То–то, — фыркнула Динка.

На самом деле, мальчишка–телепат ошибался — она сейчас совсем не думала о Руи. Она думала: как все–таки хорошо, что рядом с ней оказался Улик. Если бы, проснувшись в этой палате, Динка обнаружила, что совсем одна, она бы моментально впала в отчаяние. Наверное, без конца изводила себя вопросом, для чего ее сюда привезли. Воображала бы ужасные вещи. А вместо этого болтает как ни в чем не бывало.

— Нечестно! — возмущенно заявила Улику Динка, после того как ни с того ни с сего вдруг рассказала ему о своей вчерашней ссоре с мачехой. — Таисия специально все переврала! Сделала вид, что это я плохая, смерти ей желаю, а она, значит, вся такая из себя правильная и добренькая! Ненавижу ее! Она о папе сказала так, как будто ее это не касается! Ну я ей и напомнила, что хараминская кома любого может коснуться, кто пережил Апокалипсис. Обидно же слышать, когда она о папе таким тоном говорит!

Улик с готовностью закивал.

— Ага–ага! У наших соседей год назад Светка, студентка, взяла и в кому впала. Между прочим, замуж собиралась. Моя мама ее маме помогала к свадьбе готовиться. А Светка раз — и… До сих пор в коме лежит.

— Ну! — поддержала Динка. — А Таисия с чего–то решила, что с ней такого не случится, и папу растением называет. И вообще, она…

Динка вздрогнула и резко замолчала, когда услышала, что открылась дверь. В палату вошли двое. Одеты они были так же, как те, что пришли к ним домой в сопровождении Таисии и седоголового доктора — белые брюки и короткие халаты с нашивкой «С» внутри ромба поверх нагрудного кармана. Санитары. Один остался возле двери, другой направился к детям.

Машинально, даже не задумываясь, зачем это делает, Динка поползла назад, отталкиваясь руками от пола. Но оказалось, они пришли не за ней. Санитар поманил Улика и кивком головы указал на дверь:

— На обследование.

Улик послушался: встал и, украдкой улыбнувшись Динке, пошел к выходу.

Когда дверь закрылась, девочка поднялась с пола. Она стояла так некоторое время, не отводя от двери выжидающего взгляда. Потом глубоко вздохнула. Появление санитаров свело на нет всю эйфорию от беззаботной болтовни с Уликом. Реальность стала сжиматься вокруг нее, как будто стены в палате двигались, оставляя ей все меньше и меньше пространства.

Динка обернулась. Здесь было одно окно — длинная узкая полоса на всю ширину палаты под самым потолком. За стеклом — металлическая решетка. Динка подошла к своей койке. Попыталась подвинуть в сторону окна, чтобы выглянуть наружу. Тщетно. Ножки койки были привинчены к полу. И ни одного стула в палате.

Да уж, это не больница. Это «Сотер».

* * *

Ночью отключили свет. Люминесцентные лампы на потолке внезапно погасли, вынудив Динку испуганно вздрогнуть.

— Девять часов, — сказал Улик. — Всегда в это время свет выключают.

Девочка запрокинула голову, устремив взгляд к темной полоске неба. Интересно, зачем ее сюда привезли? Что им от нее надо?

Динка думала, придет тот седоголовый — доктор Стерх, — и все ей расскажет. Но он не пришел. Приходил только санитар. Принес ужин на подносе и стоял надзирателем, ждал, пока Динка все съест. А ей еда в горло не лезла. И вовсе не потому, что Динка не была голодной. Была! Слона бы проглотила! Но когда во время еды кто–то следит за каждым твоим движением — как доносишь ложку до рта, как откусываешь хлеб, — аппетит пропадает напрочь.

— Динка-а? — позвал в темноте Улик.

— А? — с готовностью откликнулась девочка.

— А чего тебя сюда привезли?

Динка на секунду округлила глаза, не совсем понимая, о чем он спрашивает. А когда поняла, тотчас потеряла интерес.

— Не знаю, — буркнула, отвернувшись к стене.

— Ну как это? — не поверил Улик. — Быть такого не может! Сюда только Измененных везут. Вот я мысли читать умею, а с тобой что не так?

— Со мной все так, — в стену ответила Динка; собственный голос прозвучал глухо. — Я самая обычная.

— Не, в тебе точно что–то есть, — уверенно возразил Улик. — Обычных в «Сотер» не привозят.

— Они просто ошиблись, — упрямо стояла на своем Динка. — И вообще, отстань, я ничего не знаю.

— Ошиблись?

Улик замолчал. В его молчании Динке почудилось сомнение. В конце концов, ответ на вопрос «Как обмануть телепата?» очень простой — никак. Но либо Динкины мысли к Улику в голову сейчас не «стучались», либо, видя, как Динка упирается, он решил сжалиться и не выводить ее на чистую воду.

— Но ты же… ну, в тот день… была там, внутри цветной воронки? — спустя несколько минут спросил Улик.

— Была, — нехотя призналась Динка.

— Ты помнишь, что там было? Чужой мир помнишь?

— Дурак, что ли? — возмутилась Динка. — Мне два года было, как я могу помнить?

— М–м–м, — промычал Улик и со вздохом сказал: — Мне тоже два года было, но я помню.

— А я нет, — отрезала Динка. — Все, не разговаривай со мной, я спать хочу.

Лежа в темноте, Динка слушала, как выравнивается дыхание Улика. Когда он начал сопеть, она поняла, что мальчишка заснул. У нее же сна не было ни в одном глазу.

Конечно, Динка помнила тот день. Даже слишком хорошо. У нее было мало воспоминаний о том времени. Это и понятно — много ли может запомнить двухлетний ребенок! Но воспоминание о чужом мире намертво запечатлелось в ее памяти…

Яркие цвета ослепляют. Вспыхивают, взрываются, меняются местами, как в безумном калейдоскопе.

— Динка! Динка! Девочка моя!

— Мамочка! Мамочка! Я боюсь!

Краски исчезают. Теперь вокруг то ли большая нора, то ли туннель. Со всех сторон торчат острые когти–ветки, кости–шипы, руки–коряги. Оживают. Шевелятся. Тянутся. Набрасываются. Динка кричит, и тогда мамочка хватает ее и закрывает собой. Раздается вопль. Сменяется тяжелым хрипом. Наступает тишина.

Нора дышит, как сонный и ленивый хомяк — огромный хомяк, внутри которого может поместиться двухлетняя девочка. У Динки дома есть хомяк. Он очень маленький, Динка внутри него не поместится. Но когда он наедается, ведет себя точно так же, как эта нора — ложится спать.

Динка сидит в этой сытой тишине и ждет, но ничего не происходит. И мамочка не шевелится. Динке надоедает ждать, и она выползает из укрывающих ее материнских объятий. Покачнувшись, мамочка падает. Динка пытается разбудить ее, но мамочка не просыпается, и тогда Динка начинает плакать.