Онлайн книга «Созвездие Хаоса»
|
Алла Мухина в роли эринии ЭРЕБа… Катя едва не начала истерически смеяться, кудахтать, зажала рот рукой: тихо, тихо, без истерик! Это всего лишь кровь и мозги. А ты – идиотка последняя, потому что сама сунулась в ЭРЕБ, как в пекло, сама виновата… Потому что это, как метко выразилась местная эриния в чине подполковника, не Аид. Не Ад. Это ЭРЕБ. – Вы трогали тело? Катя подняла глаза – перед ней полковник Крапов. Он явился на место происшествия вместе со всей своей новой министерской группой поддержки. – Я вам вопрос задал. – Оставьте ее. Не видите, она в шоке. Я ее сама потом расспрошу. Голос Мухиной. Катя с трудом разлепила спекшиеся губы. Она так ведь и не попила воды. И теперь – на исходе второго часа осмотра места убийства – жажда сжигала ее огнем. А рядом, словно в насмешку, – большая садовая бочка, полная дождевой воды, из которой, наверное, летом хозяйка этой половины коттеджа поливала свои цветы и грядки. – Алла Викторовна, я не в шоке. Я уже раньше видела… Я и раньше ездила на места происшествий. Катя лепетала это, надеясь восстановить свой статус-кво. – Так вы касались тела? – не отступал полковник Крапов. – Нет. Я ничего не трогала. Я сначала увидела потеки… брызги крови на двери, а потом ее. Я уже сказала вам, что зашла в магазин – тот, что на перекрестке. А туда вбежала эта пожилая женщина. И закричала, что здесь, в девятом доме, убийство. Я велела звонить в отдел, а сама побежала сюда и… – И? – мрачно спросил полковник Крапов. – Вы узнали свидетельницу? Катя молчала. – Я вам снова задал вопрос. – Тогда нет, хотя… мне показалось… сейчас да, я ее вспомнила. Это кассирша в здешнем музее. Мы заходили туда с Аллой Викторовной в день моего приезда в город. – А потерпевшую вы опознали? – Да, – Катя покорно кивнула. – Хотя ее сейчас трудно узнать, но я ее узнала. Это директор музея… я ее видела тогда же… Только я забыла ее имя. – Нина Кацо, – откликнулась Алла Мухина. – Череп проломлен. Это объявил эксперт. Они с Мухиной (та была в резиновых перчатках, но без защитного бумажного комбинезона) как раз переворачивали тело. – Директор музея науки, – повторила Катя. – Я сначала думала, что убили на остановке… то есть что это опять то самое… Перформанс на автобусной остановке, новая жертва. Но остановка чистая… Там ничего не было. – Женщину убили здесь, – сказал эксперт. – Орудие убийства валяется на траве в метре от тела. Катя видела, как Мухина поднялась с колен и сделала шаг в сторону. Оперативники уже сфотографировали этот участок сада. Поэтому она нагнулась и подняла с земли некий предмет. Это была небольшая садовая тяпка. На лезвии тяпки – бурое и налипшая земля. Мухина взвесила тяпку на руке. Эксперт уже приготовил пластиковый мешок – паковать вещдок. – Слишком легкая, – заметила Мухина. – Ручка из пластика. Она мало что весит, эта штука. А Нине Кацо снесли чуть не полголовы. – Что вы хотите этим сказать? – спросил полковник Крапов. – Этот садовый инвентарь как-то не тянет на орудие убийства. По весу. – Там же следы ее крови. Мухина опустила садовую тяпку в пластиковый мешок. Со своего места Катя видела тело директрисы музея. Она лежала почти у самых ступенек. Раньше – ничком. Рухнула в таком положении, когда ее настиг удар по голове. Теперь эксперты аккуратно повернули тело на бок. Катя видела запачканные садовой землей осенние ботинки, задравшуюся брючину – брюки те самые, черные, а вот одежда другая. Короткий плащ бледно-розового цвета и под ним не толстый свитер, как в их первую встречу, а клетчатый пиджак из твида. Нина Кацо собралась выйти из дома. – Наверное, она дверь запирала, когда убийца ударил ее сзади по голове, – словно прочтя Катины мысли, оповестил опергруппу эксперт. – Дом она так и не закрыла. Но убийца внутрь не входил. Никаких следов грязи на полу. – Отсутствие грязи еще не факт, – возразила Мухина. – Может, он очень старался не наследить там. – Внутренняя обстановка не нарушена. – Все равно проверьте. Убийца ее сумку всю до дна выпотрошил. Мухина указала на другой поисковый квадрат, который как раз сейчас обрабатывали, фотографировали, осматривали оперативники и второй эксперт. На садовой дорожке, покрытой гравием, валялась сумка директрисы музея, чуть ли не вывернутая наизнанку. На гравии разбросаны вещи: пудреница, очешник, ключница с открытой молнией – связка ключей наружу, пачка влажных бумажных салфеток, шелковая шейная косынка – скомканная. – Ни бумажника, ни мобильного телефона, – сказал один из оперативников. – В сумке явно что-то искали, не шарили, предпочли сразу все рывком вывернуть наружу, – заметила Мухина. – Деньги и мобильный – искали и взяли, – оперативник пожал плечами. Катя подалась вперед, стараясь рассмотреть. На эти мелочи она даже внимания не обратила – сумка, все это барахло… В то мгновение в саду, освещенном октябрьским солнцем, она увидела тело женщины, залитое кровью, пальцы, вцепившиеся в последней агонии в вырванные с корнем лиловые астры. И услышала эту чертову песню сирен, что все звучала, звучала… – Выключите мигалку в машине к черту! – крикнула Мухина неизвестно кому. – На нервы действует! Патрульный, оставшийся у машины на улице, не мог ее слышать. А терпеливый спокойный эксперт пояснил: – Сирену сейчас не вырубить, там что-то законтачило. Они потом аккумулятор… Мухина резко махнула рукой в резиновой перчатке, осторожно обошла разбросанные на дорожке вещи и направилась к углу дома – мимо Кати. – Что, как осиновый лист? – спросила она глухо. – Как заячий хвост, – ответила Катя. Обе они опустили словечко «трясешься». – Соберитесь. Вы мне нужны. Эта фраза подействовала на Катю отрезвляюще. Она поплелась за Мухиной к патрульной машине, где все звучала и звучала полицейская сирена из-за съехавшей набекрень электроники. – Я когда прибежала, начала дергать ту дверь, – Катя кивнула на парадное, выходящее на улицу. – Почему она воспользовалась черным ходом? – Это не черный ход, это как раз нормальный выход, – сказала Мухина. – Вы планировки этих старых коттеджей не представляете. Есть с двухкомнатными квартирами одноэтажные, как этот, на две семьи. Есть с трехкомнатными, двухэтажные, как мой. Парадные с улицы, это типа подъезда – там общая площадь, длинный коридор, который жильцы используют как чулан и кладовку – велосипеды хранят, старые вещи. |