Онлайн книга «Тысяча и один день»
|
В меня летит всякая всячина: обертки, огрызки, банановая кожура, пустые банки из-под напитков и ничего опасного для жизни. Публике понравилось, проигравшие простили мне потерю ставок. Если так пойдет дальше, через несколько месяцев я стану одним из фаворитов в шоу Мамы Клавы и начну проигрывать бой за боем, пока ставки на меня не упадут. А тогда... Неужели публика не понимает этой простейшей механики? Или мы так смачно убиваем друг друга, что деньгами пустоголовых юниц распоряжаются голые инстинкты? Очень может быть. Социально нестабильная молодежь глупа – иначе не была бы социально нестабильной в нашем ухоженном мире. Кто поумнее, того на «Смертельную схватку» не заманишь. А толпа – и вовсе организм особенный, мозг у нее один на всех, и тот спинной. – Как это выглядело со стороны, Мама? Красная, распаренная, словно сама только что сошла с ринга, где ей не очень повезло, она тем не менее находит для меня улыбку: – Замечательно, Тим. Я очень довольна тобой, мой мальчик... Отчего-то она вздыхает совсем не радостно. Это настораживает. В раздевалке крепкий запах пота. Намусорено. Как обычно, Тамерлан, огромный, голый и волосатый, обтирает себя бумажными полотенцами и швыряет их на пол, вместо того чтобы сразу пройти в душ. При виде меня он иронически подмигивает левым глазом – правый заплыл. – Нормально? – Угу, – отвечаю я, осторожно щупая нос и подбитую бровь. Переносица вроде цела, но нос уже опухает и спустя час-другой дойдет до кондиции спелой сливы. Ребра побаливают, но умеренно. Дышать нетрудно, значит, переломов нет. – А ты? – Что мне сделается... – Покажи хоть раз, как ты это вытворяешь, – прошу я. – Что «это»? – Хруст позвонков. Только не говори мне, что ты ими и хрустел. – Нет, конечно, – улыбается Тамерлан и производит горлом короткий смачный треск. – Вот так примерно. Я пытаюсь повторить – с более чем скромным успехом. – Так лягухи в болоте квакают, – не без удовольствия замечает Тамерлан. – Потренируйся без меня денек-другой, а если ничего не выйдет, брось. Не каждому это дано. Жак Ягуар был классный боец, а тоже не умел. Самомнение у Тамерлана отменное: все-то он умеет лучше других... Я решаю сменить тему: – Что это Мама вроде не в себе? – Привет! – Тамерлан делает вид, что поражен моей неосведомленностью. – Ты ничего не знаешь, что ли? Я неопределенно пожимаю плечами. Что это я, интересно, обязан знать? – Откуда? Вчера меня тут не было, да и позавчера тоже... – Так это не позавчера началось. Контору-то нашу прикрыть решили, вот так вот. – Удивил! Ее уже год прикрыть пытаются... – Теперь точно, – безапелляционно говорит Тамерлан. – Совет Цензоров разразился постановлением: запретить все зрелища, культивирующие грубую силу и жестокость, как растлевающие молодежь, дискредитирующие женское начало и не ведущие к социальной гармонии. С нас и начали. – Муниципальный совет? – интересуюсь я. – Если бы. Федеральный. Так что неделю-другую Мама Клава еще побарахтается, сунется туда-сюда с протестами и подмазкой, а потом – все. Можешь искать себе новую работу. – Не проблема. – Тебе – да, ты техник, – невесело ухмыляется Тамерлан. – А мы училищ не кончали... Судя по вою амфитеатра, сильно приглушенному на пути по коридорам к раздевалке, на ринге следующая пара. Зрители не жалеют голосовых связок. – Интересно, где теперь эти сопливки будут отводить пар в свисток? – риторически спрашиваю я. – А ты не знаешь? К сожалению, я очень хорошо это знаю. – Неделю-другую, говоришь? – Если не меньше. – У Мамы Клавы хорошие связи... Тамерлан качает головой. – Не поможет. Если уж с самых верхов пошло, дело труба. На месте Мамы я бы вообще не дергался. – Тебе трудно оказаться на ее месте... Кстати, не знаешь, почему Мама вызвала именно меня? Он пожимает плечами: – Полагаю, не случайно. После Саблезубого у меня наилучший контакт с Ураганом, потом с тобой. А Ураган сегодня занят в другой паре. – Как это Саблезубого угораздило?.. – У него не просто тяжелое сотрясение, у него еще перелом свода черепа, – сообщает Тамерлан и вдруг ухмыляется: – Это я ему устроил. – Зачем? – Много знал. О тебе. – Откуда? – А я знаю? Проворонили мы где-то. Он, дурак, не сообразил, что с такой информацией ему самому крышка. А так хоть жив останется... может быть. Но не заговорит еще долго, это точно. Под тугими горячими струями не очень-то поговоришь – приходится кричать. Лучше уж вовсе не раскрывать рта. Для говорильни лучше подходит не душ, а раздевалка, когда в ней не толкутся посторонние. Там всего один замаскированный микрофон в вентиляционной отдушине, да и то мы давно замкнули провода. Никто и не хватился. Пока мы смываем пот и молчим, если только фырканье считать молчанием, я лихорадочно соображаю: откуда Саблезубому стало известно обо мне то, чего ему знать совсем не следовало? Видеть мою тайную способность в действии он ну никак не мог. Стало быть, кто-то сболтнул – но кто из пятерых, включая сюда Тамерлана, мог это сделать? А главное, насколько широко пошла утечка? Говорили же мне: мало-мальски надежная конспиративная ячейка должна состоять максимум из четырех человек, считая и руководителя, а никак не из шестерых! Тут даже не обязателен провокатор: бойцы из шоу Мамы Клавы – люди в большинстве простодушные, кто-то мог случайно проболтаться дружкам за кружкой пива... Оказывается, холодный озноб с мурашками под горячим душем – это вполне возможно. Раздевалка уже не пуста: в ней сидят Ваня Динамит, чей бой уже закончился, и Гойко Молотилка, вообще не задействованный в сегодняшней программе. Оба наши. Один застегивает пуговицы, другой одет и переодеваться в трико явно не собирается. – Ты-то чего сюда заявился? – Тебя, дурака, повидать, – усмешливо отвечает Гойко, а за усмешкой – я вижу – припасена порция яда. Сейчас Молотилка попытается испортить мне настроение. – Ну и как я тебе – нравлюсь? – Насчет Саблезубого уже знаешь? – Угу. – И гадаешь, от кого из нас пошла утечка, так? Медленно качаю головой: – Я в предатели никого не записываю... – А в болтуны? – прищуривается Гойко. – Не знаю... Да что ты на меня так смотришь? Честное слово: не знаю. |