Книга Чужие страсти, страница 76 – Эйлин Гудж

— Ты куда-то уходишь?

«Но вам обоим до этого нет ни малейшего дела», — про себя ответила Абигейл, а вслух произнесла:

— Я выходила подышать свежим воздухом. А вы что делали? — Она сняла шубу и небрежно бросила ее на стул.

Много лет назад она где-то прочитала, что настоящая леди обращается с норковой шубой, как с простым пальто, а с простым пальто — как с норковой шубой, и с тех пор у нее появилась такая привычка.

— Да ничего особенного. — Голос Фебы, как обычно, звучал несколько безучастно.

Раньше она, по крайней мере, предложила бы помочь убрать со стола, но сейчас дочь просто сидела, уставившись на пляшущие в камине языки огня. Абигейл подумала, что она, возможно, все еще дуется из-за взбучки, которую получила после провальных съемок торжественного рождественского ужина, — конфронтации, быстро переросшей в громкую перебранку. Когда Абигейл обвинила дочь в том, что она больше интересуется каким-то мальчиком, с которым только что познакомилась, чем собственной матерью, Феба со злостью бросила ей в ответ:

— С Нилом я, по крайней мере, не чувствую себя какой-то невидимкой! А в твоем присутствии это выглядит так, будто меня здесь просто нет. Я даже удивляюсь, что ты вообще заметила, что меня не было на этой дурацкой вечеринке.

Болезненный упрек, в результате которого Абигейл почувствовала, что теперь невидимкой оказалась она сама.

Мысли ее вернулись к Вону. Она воспроизвела в памяти поцелуй, тепло его губ, так контрастировавшее с изысканной прохладой его пальцев, ласкавших ее щеку. Для него она не была невидимкой. Для Вона она была человеком со своими чувствами, желаниями и потребностями. Человеком, хотя и совершающим ошибки, но все же изо всех сил старающимся исправлять их.

Не успела Абигейл сесть, как Феба тут же встала.

— Пойду пройдусь. Пока, ребята.

— И куда это ты собираешься идти в такое время? — Голос Абигейл прозвучал более строго, чем ей хотелось бы.

Феба озадаченно взглянула на нее.

— Что ты имеешь в виду? Сейчас только восемь тридцать. К тому же папа мне уже разрешил.

— Разрешил — что?

Феба тяжело вздохнула с видом человека, которому досаждают дурацкими вопросами.

— Мы с Нилом едем прокатиться на машине, — нехотя ответила она.

— Ты была вместе с ним большую часть дня, — напомнила ей Абигейл. — К тому же сейчас Рождество. Самое время побыть в кругу семьи.

Феба с выражением немой просьбы на лице повернулась к Кенту:

— Ну, пап?

— Я не вижу в этом ничего плохого, — сказал он, отпуская Фебу снисходительным жестом. — Езжай, детка, развлекись. Но не забудь, что я хочу видеть тебя дома до полуночи.

Когда Абигейл и Кент остались в комнате одни, она повернулась к нему и со злостью спросила:

— Почему ты всегда делаешь это?

— Что — это? — прикинулся непонимающим Кент.

— Подрываешь мой авторитет вот таким образом.

— Ничего такого я не делаю, — спокойно ответил он. — Просто я ей уже сказал, что она может пойти. Не понимаю, почему ты поднимаешь вокруг этого такой шум.

— Значит, ты не придаешь большого значения тому, что наша дочь проводит каждую свободную минуту с этим мальчиком? — вспылила Абигейл. — Они могут заниматься сексом — откуда нам знать?

— Она разумная девочка, — произнес Кент все тем же рассудительным тоном, который сводил ее с ума. — Если мы не смогли при воспитании привить ей правильные ценности, сейчас уже поздно причитать по этому поводу.

— Тебя это, похоже, нисколько не тревожит.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Тебя расстраивает мысль о том, что она занимается сексом или что она занимается сексом именно с Нилом? — Он, как обычно, своим вопросом резанул по живому с привычной хирургической точностью.

— Я ничего не имею против конкретно Нила, — заявила Абигейл, как бы оправдываясь. — Он кажется мне довольно славным парнем…

— Даже несмотря на то, что он волею судьбы связан с Лайлой, — закончил за нее Кент.

— Не нужно мне ничего подсказывать. Честно говоря, мне плевать, с кем он связан. Он старше Фебы, а это значит, что он несколько опытнее нашей дочери.

— Ему восемнадцать. И я бы не назвал его человеком, умудренным жизненным опытом.

— И тем не менее. — Абигейл не нашлась, что ответить. Нил действительно не производил такого впечатления.

— Феба всегда была независимой и себе на уме, — напомнил ей Кент. — Откуда мы знаем, может, там все как раз наоборот и это она оказывает на него влияние?

— Но это же просто смешно. В ее-то шестнадцать!

Кент продолжал смотреть на нее своим неподвижным и неумолимым взглядом.

— А еще она твоя дочь. Ты уже не помнишь, какой сама была в ее возрасте? Судя по тому, что я от тебя слышал, ты тоже была очень целеустремленной.

— Пожалуйста, только не нужно и это навешивать на меня. — В голосе Абигейл звучала скорее мольба, чем злость. — В твоих глазах я, кажется, виновата буквально во всем.

— Собственно говоря, — сказал Кент, — у меня такое ощущение, что все это имеет больше отношения к нам с тобой, чем к нашей дочери.

Абигейл прищурилась.

— Почему ты так считаешь?

— Ты сама знаешь. Не заставляй меня произносить это вслух.

Конечно, она знала, она все знала, но в то же время ей очень хотелось опровергнуть это. Он был ее мужем. Она любила его и надеялась, что он ее тоже по-прежнему любит. Поэтому все, на что она смогла решиться, была несколько разбавленная версия правды.

— О’кей, раз уж ты об этом заговорил, то да, я заметила, что в последнее время ты отдалился от меня.

— Это я отдалился? Я бы сказал, что все происходило совершенно наоборот. Это ты годами отдалялась от меня, Абби. И дело не в том, — он поднял руку, чтобы она не перебивала его, — что я считаю тебя холодной или нелюбящей. Я так не думаю. Просто… просто я всегда чувствовал, что существует какая-то часть тебя, до которой я никак не мог достучаться. Как будто ты недостаточно доверяешь, чтобы пустить меня туда.

Из тайников ее души, словно дымок из трубы, потянулись воспоминания о дяде. На мгновение Абигейл даже почувствовала тяжесть его тела на себе, омерзительное прикосновение волос на его груди к ее голой коже. Это вызвало привкус желчи у нее во рту.

Она беспомощно смотрела на Кента, мучительно пытаясь найти правильные слова. «Ему ты можешь рассказать об этом. Он ведь твой муж», — настойчиво звучало в ее голове. Но нужные слова так и не пришли, и она осталась стоять перед ним безмолвно. В первые годы после свадьбы Абигейл скрывала это, потому что боялась испортить то, что у них было. Как бы он тогда ни старался ее понять, такие вещи были совершенно чужды ему. Кент вырос в семье, где не было грязных маленьких тайн, где по ночам из опасений не запирались двери спален; за их обеденным столом не звучали рявкающие приказы или оскорбительные обличающие тирады — там люди с уважением относились друг к другу и обсуждали только благородные темы.