Онлайн книга «Русский аркан»
|
– Как красиво! – не сдержал восхищения Иманиши. На взгляд Лопухина, Токио вовсе не был красив, особенно окраина: узкие кривые улочки, одноэтажные домишки с крышами из дранки, обмазанной глиной, грязные воды ленивой Сумидогавы… Но, во-первых, о вкусах не спорят, а во-вторых, вдали, в центре города различалось нечто более примечательное: современные каменные дома, утонувшие в парковой зелени монастыри с высокими пагодами и, конечно, комплекс зданий и садов императорской резиденции. На пустыре было тесно от людей. Многие зеваки стояли на улицах, раскрыв рты, некоторые лезли на крыши. Там и сям мелькали мундиры полицейских. Крики восторга заглушили оркестр. Гжатский улыбался – сегодня он был триумфатором. Граф оглянулся на вышку – Еропка стоял на площадке, как было приказано, но ясно было, что приказ глупый – кто услышал бы свисток при таком гвалте? – А там что за люди? – указал Лопухин. – Солдаты? – Пожарные, – кратко ответил Иманиши. – На случай, если мы упадем на город? Предусмотрительно. Иманиши не уловил едва заметной иронии. Или сделал вид, что не уловил. – Благодарю за не заслуженную мной похвалу. Наши города легко горят, особенно в жаркое время года. Ответ был исчерпывающим. Оставалось лишь надеяться, что пожарные с их ведрами и баграми сегодня не понадобятся. Цесаревич вел себя тихо – просто стоял, вцепившись пальцами в борт гондолы. Щелкнул затвор фотографического аппарата – Гжатский снимал толпу внизу. Негромко лязгнул механизм перезаряжания фотопластинок. – Ишь, как радуются! – сказал довольный лейтенант. – Сделаю круг с набором высоты, а потом пойдем над Токио. Дирижабль величественно разворачивался. По крышам домиков, по узким улочкам медленно плыла его гигантская тень. – Против ветра все-таки плохо тянем, – покачал головой Гжатский. – Движок слабый. А помощнее поставить – это же сразу вес уве… Он не договорил. Грохот выстрела… Крики… Шипение пробитого баллона… – Вон там! – крикнул Лопухин, указывая пальцем на вскипевший вдруг край толпы. – Лейтенант, дагерротипируйте! Скорее! Гжатский захлопотал вокруг своего двенадцатизарядного фотографического чудовища. Щелкнул затвор. – Еще! Не жалеть пластинок! Внутри аппарата лязгнул механизм перезаряжания. Новый щелчок – и новый лязг. – Вон, вон побежал! – закричал цесаревич, опасно перегибаясь через борт гондолы. Действительно: одинокая человеческая фигурка, похожая с высоты на паучка, быстро-быстро перемещалась в сторону убогих домишек. За ней гнались японские полицейские и русские морские пехотинцы, им мешала разбегающаяся толпа. Фотографический аппарат лязгал и щелкал до тех пор, пока бегущий не скрылся в проулке. Внизу захлопали револьверные выстрелы. – Хотел бы я знать, почему мы не горим и не падаем, – задумчиво произнес Лопухин, посмотрев вверх. – Дырка же. И верно: оболочка дирижабля, только что тугая, как хорошо набитая колбасная кишка, заметно сморщилась. Дирижабль, однако, не горел и не пытался упасть. Более того, он, кажется, продолжал набирать высоту! Ровно пыхтел паровой двигатель, исправно крутился воздушный винт. – Пуля была, вероятно, зажигательная, – пояснил граф. – Почему? – захлопал глазами Михаил Константинович. – А потому, ваше императорское высочество, что смастерить простейшую зажигательную пулю способен и ребенок. Высверлить углубление в донце, набить его головками от серных спичек на клею… что тут сложного? Японцы – сметливый народ, уж верно догадались бы. Не понимаю… – Баллонет пробило, – весело доложил Гжатский, в свою очередь придирчиво осмотрев оболочку, – а баллоны с водородом целы! Нам везет! – Везет дуракам, – оборвал его граф. – Поздравляю с этим званием всех нас. Нельзя ли подняться повыше? – Насколько? – Скажем, на две версты. Чтобы оказаться вне досягаемости ружейного огня. Откуда следует, что покушавшийся был одиночкой? Сейчас нас не то что пулей – стрелой достанут. Гжатский задумчиво кусал губы. – Можно попытаться, – сказал он без энтузиазма. – Но только подъем будет проходить медленно. Разве что отвернуть на время от города? Ради безопасности? – Вот и отверните. Вон туда, к северу. – Да, но… – Какие еще могут быть «но»? – На двух верстах высоты будет холодно. Его императорское высочество… – Потерпит! – отрезал Лопухин, даже не взглянув на нахохлившегося цесаревича. – Лучше продрогнуть, чем сгореть. У вас еще что-то? – Так точно-с. – Растерянный Гжатский мялся. – Я предполагал, что мы пройдем низко над императорским дворцом… При большой высоте зрительный эффект будет совсем не тот… – Ничего. Полагаю, у микадо найдется подзорная труба. Вверх, господин лейтенант, вверх! На малой высоте нас только слепой не продырявит. И как в воду глядел! Не успел толстый кабачок дирижабля величественно развернуться, как снизу грохнул еще один выстрел. Секундой раньше баллон вздрогнул и зашипел, как змея, которой наступили на хвост. Смысл этого шипения мигом дошел до каждого. Иманиши лишь мельком взглянул наверх и тотчас опасно перегнулся через борт гондолы – надеялся, видно, высмотреть, откуда был сделан второй выстрел. Лопухин придержал его за портупею. Цесаревич взвизгнул. – Пробоина, – скучным голосом констатировал Гжатский. Опасность парадоксальным образом не пугала его и не распаляла – он лишь становился точен в движениях, как машина, и неспешен на слова, как волжский крючник, засыпающий прямо на песке после разгрузки баржи. Однако чуткое ухо уловило бы в его тоне обиду: как это так – портить хорошую вещь? Ну разве не подлость? Дирижабль наконец развернулся, и лейтенант направил его прочь от города. – От имени японской полиции приношу мои нижайшие извинения, – дрогнувшим голосом заявил Иманиши. – Мои подчиненные не сумели уберечь от покушения уважаемых гостей божественного микадо. Я сегодня же подам прошение об отставке. – Да будет вам, – махнул на него рукой граф. – Извинения приняты. Никакая полиция не всесильна. Лучше скажите, удалось ли вам заметить, откуда стреляли? Мне, увы, нет. – Мне, к сожалению, тоже не удалось. Но все ближайшие кварталы через минуту будут оцеплены и тщательно осмотрены. – Что ж, будем надеяться на удачу. Она нам улыбнулась уже дважды: вторая пуля оказалась не зажигательной… Лейтенант, куда вы правите? Море правее. – Ветер с моря, – снулым голосом объявил Гжатский. – До моря мы не дотянем. Лучше всего идти по ветру… Ой! Баллон снова вздрогнул и зашипел громче. Секунду спустя донесся грохот выстрела. |