Онлайн книга «Магия дружбы»
|
– Что? – не поняла Умма. – Эх ты, обученный маг! Реликвия – древний магический предмет, заряженный энергией и для чего-то назначенный. – Например? – Да что угодно. Лечение легочных хворей, удары молнийки, освещение комнаты, поиск существа… Любое заклинание можно так запечатать, только теперь уже никто не помнит, как это делалось и как перезаряжают реликвии. Так что теперь их почти не осталось – они либо сразу скидывают воздействие, либо работают до тех пор, пока их питают. А потом все, остается бесполезная вещица. – И что, какой-то маг просто нес в сумерках под мышкой такую редкую штуку мимо рынка? – Не обязательно маг. Использовать реликвию может кто угодно. Умма откинулась на своем стуле, тоже поглядела в потолок и замотала головой: – Едва ли. Есть еще идеи? – Это мог быть некромант, – неохотно ответила Бивилка. – Некромант в пике силы. Но честно тебе скажу: я бы предпочла мертвягу. – А оборотня? – ухмыльнулась ничуть не впечатленная Умма. Бивилка серьезно обдумала вопрос и решила: – Нет, в таком случае лучше некромант. Умма пожала плечами. – Ну, некромант. И что такого? Может, просто мимо шел. Может, даже реликвию под мышкой нес. – Может, он даже оборотнем был! И перерожденным! Мертвяга-оборотень-некромант осенним вечером несет реликвию по столичному рынку! Картина угольком на бересте! – И вот шел он себе в таверну, вина попить с жареным мясом. Что такого? Это ж не разбойник какой-нибудь. Или некромантия стала порицаемой наукой? – Не стала, – Бивилка потерла правый бок. – Но я не доверяю этим типам. Так какие у нас планы на вторую половину дня? – Сходим на рынок, купим еды и будем ничего не делать, – решила Умма. – И лошадку мою проведаем. Кто их знает, эти городские конюшни. Беспокоюсь я за свою Пасочку. – Лошадка? – переспросила Умма. – Пасочка? – А ты думаешь, я на помеле по Ортаю порхаю? – А разве нет? Ну хорошо, не смотри так на меня! Проведаем твою Пасочку. Но вначале нужно денег заработать. – Ну, хотя бы за жилье тебе платить не надо, – проворчала Бивилка. – Это хорошо. Это ты удачно устроилась. – Ну, в общем… – протянула Умма и покосилась на дверь. – Что? – насторожилась Бивилка и тоже посмотрела. Дверь, словно уверившись, что все внимание сосредоточено на ней, отворилась с противным скрипом. Вначале в комнате появился резной деревянный поднос, который крепко держали две морщинистые руки с кривыми пальцами. На подносе лежала горка пирожков, стоял кувшин и три глиняные кружки. Следом в комнату вплыл длинный мясистый нос на загорелом шустроглазом лице и копна седых волос, кое-как сколотая на затылке щербатым деревянным гребнем. Затем с шарканьем появились бесформенные башмаки под заношенной шерстяной юбкой. Последней в кабинет просочилась согбенная спина, прикрытая вязаным платком, и тоненькое: – Доброго утречка, девоньки! Принесла пирожков вам да морсика клюквенного! Ох и смачненькие пирожочки севодни, с вишенкой-темнокорочкой да творожком свеженьким! – Роскошно! – воскликнула Бивилка и спрыгнула с подоконника. На завтрак им с Умой досталось по половинке вчерашней лепешки, и организм настойчиво требовал чего-нибудь посущественней. Старуха расцвела узкогубой улыбкой, вперевалку подошла к столу и аккуратно пристроила на нем поднос. Прихватила по пирожку в каждую руку и уселась на лавочку под стеной. Умма разливала в кружки морс и улыбалась – натянуто, напряженно. И в глазах у нее плескалась такая тоска, что Бивилке даже неловко отчего-то стало. А пирожки и правда были замечательные. Пухленькие, румяненькие, сладкие. В самый раз под кисловатый морс. Старуха пристроила два своих пирожка на подвернувшейся книжице, сложила руки на животе и стала глядеть на Умму. С доброй такой улыбочкой, чуть наклонив голову к плечу. Словно родная бабуля, что не нарадуется на хороший аппетит внученьки. Магичка вздохнула тихонько и спросила: – Как ваше здоровье сегодня, Яниса? Улыбка расцвела еще шире, старуха меленько покивала: – Не жалюсь, девонька, не жалюсь. Пальцы ломает да спину тянет. Магичка взяла с подноса третий пирожок. – Припарку-то делали? – Делала, а как же ж! Ежели пальцы с вечеру ломит, так токмо припаркой твоей спасаюсь, девонька. – Зачем же с пирогами затевались? – укорила ее Бивилка. – Пальцевые корчи – они такие, их нельзя тревожить. Заболели руки – значит, нужен покой, ничего делать не надо, пока боль не уйдет. Старуха обернулась к Бивилкиному окошку половиной тела сразу. – В мои-то года? Девонька, ежели буду дожидати, пока всяка болючесть пройдет, так вовек с печи не слезу. В мои года, лапонька, ежели у человека не болит ничегошеньки, так значится, помер он. Бивилка кивнула и слезла с подоконника – тоже за третьим пирожком. – Но я не жалюсь! – повысила голос старуха. – Не то что некоторые такие, какие людям продохнуть не давают, чтоб не постонати, как же ж им болисно! Вон, Марича, что через дом живет, как выйдет на двор, да сядет на пенек у забору, так цельный день только и слышать, как тяжко-важко ей, какие хвори ее поедают да какая судьбина злюща. А я не плачу! Жива – так уже хорошо! – Хорошо, – согласилась Умма и решила осилить четвертый пирожок. Старуха пожевала губами, переплела плохо гнущиеся пальцы и продолжала: – Суседска дочка, говорят, нагулявши. – Пф, – скривилась магичка. – Так-то оно так, – покивала старуха. – Даже батько ейный не шибко сдивился, а уж кто очечки на ейное потаскунство закрывал, так энто он! Ну как не сдивился – вербовой лозиной-то отходил, но без окаянства, лише для порядку. И мыслют теперь вот, чего делать с энтой дурой молодой. – Замуж выдавать, – предложила со своего подоконника Бивилка. – Что еще с такими делают? – Да там не поймешь, за кого выдавать, – пояснила Умма. – Та девка только на детях и дряхлых старцах не висела. – Отож, – подтвердила старуха. – Спохватилися. Уехати собралися теперь. Девку-то, молвят, пристроить надобно будет, а в нашенском окресте ее всякий мужик знает, да с того виду, с какого честна девка токмо мужу покажется. – И куда уезжают? – равнодушно спросила Умма. – А на той край переберутся, на другую сторону речки. – Недалеко, – оценила магичка. – Город-то немаленький, – поджала губы старуха. – Почитай десять тысячев народу тут живет, да еще приезжих полстолько же. Это в обнакновенные дни, а в святковые и вовсе не протолпишься. |