Онлайн книга «Норби»
— Ты должен остаться дома, Норби. Пожалуйста, Первый Ментор, присмотри за ним! — Да, Джефф. — За все это время Первый Ментор не проронил ни слова. Казалось, он благоговеет перед Рембрандтом, внуком того существа, которое создало джемианских роботов. — Следует ли мне взять с собой ружье? — спросил Джефф. — Его вид может подтолкнуть Мерлину к нужным воспоминаниям. Фарго выразительно пожал плечами: — Это уже решайте вы с Рембрандтом. Я заметил, что он так и не попросил тебя показать ружье. — Я рассказывал тебе, как оно подействовало на меня, — сердито проворчал Джефф. — Оно опасно! — Ты много чего рассказывал, — небрежно заметил Фарго. — Но на меня это не произвело особенного впечатления. В твоем распоряжении находится самый замечательный робот во вселенной… — Бывший, — поправил Норби. — …и ты никогда не пользовался им для дурных целей и не обращался с ним как с обычной вещью. С какой стати ты должен вдруг потерять власть над собой и превратиться в злодея? — Послушай… — Этого не случится до тех пор, пока ты сам не захочешь, — твердо заключил Фарго. — Фарго, я не… — Джефф помедлил. — Постой, о чем мне это напоминает? Я как будто пытаюсь вспомнить что-то очень важное, что-то связанное с ружьем… Он сбегал в свою комнату, открыл ящик стола и вернулся с инопланетным ружьем, осторожно держа его на вытянутых руках. — Это устройство имеет совершенно чуждый облик, — медленно произнес Рембрандт. — Оно определенно сделано не на Земле и не в любой из колоний Федерации, — поддакнул Лео. — Думаю, Рембрандт имеет в виду, что ружье не было сделано Другими, — сказал Норби. — Джефф, как ты реагируешь на него сейчас? Джефф замер. — Подождите. Пожалуйста, все помолчите минутку! Он закрыл глаза и сосредоточился на своих ощущениях. Он как будто держал в руках нечто, обладающее огромной силой, однако эта сила была неопределенной… Нет, более того! Неожиданно Джефф понял, что сила зависит от личности того, кто держит ружье в своих руках. Он мог управлять мощностью импульса и… да, воздействием ружья, если бы знал, как это делается. Но самое странное заключалось в том, что он уже испытывал подобное ощущение раньше, особенно в детстве, хотя сейчас он не мог вспомнить, при каких обстоятельствах. — С тобой все в порядке, Джефф? — спросил Норби. — Мне так хочется вспомнить! Сила… огромное удовлетворение… огромное счастье… — Джефф! — Лео тряс его за плечо. Джефф открыл глаза. — А? Нет, все в порядке. — Наверное, будет лучше запереть эту проклятую штуку в ящике стола, — озабоченно произнес Фарго. — У тебя такой вид, словно ты нашел волшебное кольцо, принадлежавшее древним богам. — Может быть, так оно и есть, — отозвался Джефф. — Или будет, как только я разберусь в своих ощущениях. — Ты начинаешь беспокоить меня, — сказал Рембрандт. — Возможно, я совершил ошибку, отправившись в эту экспедицию. Хеди встала. — Джефф и Рембрандт, вам пора одеваться, — деловито сказала она. — Норби нуждается в помощи. Моя мама повредила его, и если у нее есть какие-то сведения о том, как ему можно помочь, мы должны постараться узнать их. Теперь, когда врач сказал, что физически она вполне здорова, я готова говорить с ней более решительно. — Но как Гораций отреагирует на Рембрандта? — поинтересовался Лео. — Думаю, он будет вне себя от восторга. Он покажет Рембрандту драконью скульптуру, а я тем временем отведу Джеффа к маме. Прогулка была долгой. По пути через парк Джефф показывал Рембрандту все свои любимые местечки, и к тому времени, когда они подошли к Дому Хиггинсов, островерхая крыша была озарена лучами заходящего солнца. — Закат, — произнес Рембрандт, словно пробуя на вкус незнакомое слово. — Нет, Джефф, для этого явления нужно придумать более изысканное определение. — Закат не всегда бывает красивым. Иногда идет снег или дождь, особенно зимой на Манхэттене. — Окончание дня на поверхности планеты, сопровождаемое темнотой ночи, всегда прекрасно, как и сама жизнь. — Жизнь слишком коротка, — пробормотал Джефф, с особой остротой ощутив, что тот энергичный молодой Мак, с которым он разговаривал, уже давно умер, а его прекрасная дочь превратилась в полубезумную старуху, пытавшуюся уничтожить робота, которого она считала своим врагом. — Да, по сравнению с нами ваш век недолог. Однако жизнь всех биологических существ — лишь краткое мгновение в необъятной вселенной. — Ты считаешь, что даже самая короткая жизнь может внести свой вклад в развитие вселенной? — Да, Джефф Уэллс. Поэтому я и стал художником. Дверь отворилась, и на пороге появился сияющий Гораций. — Добро пожаловать в Дом Хиггинсов, сэр. Если вы не получите здесь вдохновения для своего фильма, то вы не получите его нигде больше. Прошу вас отойти в сторону: сейчас я продемонстрирую вам таланты нашей горгульи. Джефф подтолкнул Рембрандта к двери, когда Гораций дернул за веревку. Из открытой пасти горгульи немедленно хлынул поток кроваво-красной воды. — Я подкрасил воду, — с гордостью сообщил Гораций. Джефф снова вывел Рембрандта наружу и указал на горгулью, злобно ухмылявшуюся в сгустившихся сумерках. — Как ты думаешь, мог твой дед сделать и эту вещь? — прошептал он по-джемиански. — Нет, — ответил Рембрандт. — Несомненно, это одна из скульптур Моисея Мак-Гилликадди, отражающая его своеобразное чувство юмора. Они вошли в холл, и Рембрандт остановился перед каминной полкой. — Да, это работа моего деда, — сказал он, разглядывая барельеф. — Думаю, он тоже повеселился на славу, когда работал. — Ты хочешь сказать, что это устройство… — Нет. Просто скульптура, работа над которой доставила ему удовольствие. Но в этом доме находится еще что-то… непонятное. Оно не создано моим дедом и вообще не имеет отношения к Другим. Что-то похожее на то ружье. — Пожалуйста, — умоляющим тоном произнес Гораций. — Я знаю, что актеры приезжают к нам со всей Солнечной системы, но не могли бы вы говорить на Универсальном Земном языке? Так хочется послушать! — У нас серьезный разговор, — сурово сказал Джефф. — Ты не должен никому рассказывать, кто мы такие и зачем мы пришли сюда. — Но я и не собираюсь! Кроме того, мне не с кем разговаривать, кроме вас, мамы и Хеди. Кому я могу проболтаться? — Джефф, иди сюда! — позвала Хеди с лестничной площадки. Она включила свет, и все увидели портрет Мерлины Минн. — Хотя вид человеческого лица непривычен для нас, я понимаю, что это женщина исключительной красоты, — сказал Рембрандт. — Непонятно, почему портрет кажется мне чуждым, хотя лицо женщины явно человеческое. |