Книга Душа, страница 40 – Татьяна Брукс

— Твоя кошка? Но я не умею принимать роды у кошек… Хотя…

— Кто там, Костя? — послышался еле слышный сонный женский голос.

Потом на несколько секунд стало тихо.

— Константин Николаевич! Константин Николаевич!

— Мы сейчас приедем, Надя, — вдруг сказала женщина на другом конце провода, — иди к своей кошке и поглаживай ей живот слева направо. Нежно, но с небольшим напором.

Девушке показалось, что прозвучал голос ангела. Женщина говорила чётко, уверенно, но с участием.

«Наверное, жена…»

— Спасибо.

Благодарность относилась к сторожу.

— Да не за что… Подумаешь, кошка… стоит ли так переживать…

Но Надя уже его не слышала. Она на всех парах неслась в своём инвалидном кресле домой. Ей надо было во что бы это ни стало спасти Виолу и её котят. Во что бы то ни стало!

Виола лежала на боку с закрытыми глазами. Дышала тяжело, прерывисто.

Девушка подъехала поближе. Поднялась на ноги. Держась за стол, она сделала шаг. Потом ещё один и, опустившись возле коробки с умирающей кошкой на колени, стала поглаживать ей живот. Надя ощущала, как шевелятся котята. Они просились наружу, они хотели жить.

— Виолочка, бедная моя кошечка, сейчас… потерпи немножко… потерпи… сейчас… — причитала девушка обильно поливая кошку и свои руки слезами.

Минут через пятнадцать подъехала машина.

— Так, Костя, быстро… Будешь мне ассистировать. Если ей сейчас не сделать кесарево, не спасём, — сразу взяв командование в свои руки, произнесла Татьяна. — Сколько она весит?

— Я не знаю, — пролепетала Надя.

— А, понятно. Ну, судя по размеру головы, килограмма два, я думаю, может, два триста… Костя, посади Надю в кресло, укутай и вывези на улицу.

Говоря всё это, Таня освобождала стол от стоящей на нём кухонной утвари.

— Полотенце или простынь старая есть?

— Есть. В шкафу, возьмите любую.

Коваленко подошёл к Наде, чтобы помочь ей сесть в кресло, но она отвела его руку.

— Я сама.

Она встала сначала на четвереньки. Потом, ухватившись руками за стол, поднялась на ноги. Врач все-таки придвинул кресло поближе, но Наде всё равно пришлось оторвать руки от стола и сделать свой первый самостоятельный свободный от опоры шаг. Она была сосредоточена и напряжена, поэтому не заметила, как лицо врача вытянулось от удивления и растерянности, а потом расплылось в счастливой улыбке.

Таня уже положила Виолу на стол и, открыв свой саквояж, раскладывала инструменты, тампоны и какие-то ампулы.

— Костя, Надю на улицу и помогать. Быстро.

— А вы умеете? — вдруг засомневалась Надя?

— Я? Умею. Правда, с кошками я ещё не работала, только с людьми, но я постараюсь, — ласково улыбнулась жена доктора Коваленко.

— Таня хирург-гинеколог, Надюша, — похвастался женой Константин Николаевич, вывозя девушку из комнаты, предварительно тщательно укутав одеялом, — молодой, красивый и очень талантливый хирург, так что твоя кошечка в надёжных руках.

«Какие они замечательные… Удивительно, сколько на свете добрых, хороших людей… Им, наверное, завтра надо будет ехать на работу и оперировать людей, а они тут с моей кошкой… Среди ночи… Приехали… Всё привезли с собой… Кто я им такая… А они…»

Надя посмотрела на своё колечко, которое не снимала с тех пор, как впервые надела на палец.

«Наташа… пожалуйста, помоги…» Коснулась его губами.

Девушка оглянулась на окно в надежде на то, что она не увидит то, что боялась увидеть. Ей показалось, что она увидела… улыбающееся лицо лохматого Эйнштейна. Только на миг. Теперь она была уверена: всё будет хорошо.

Через час дверь отрылась.

— Не замёрзла?

Голос женщины был заботливым и весёлым.

— Вы спасли её! — без тени сомнения выкрикнула Надя.

— А как же, конечно, спасли, — заулыбались оба доктора.

— Ты как?

— Я? Теперь нормально. Можно я посмотрю?

— Можно, — ласковый участливый голос. А когда Надя проезжала мимо Тани, та погладила её по голове.

— Ты хорошая девушка, Надюша.

— Спасибо вам. За всё спасибо.

Надя въехала в свою комнату. В коробке мирно спала Виола с выбритым животом, на котором белела приклеенная полоска бинта. И двое котят, тоже «приклеенных» к её соскам: трёхцветная кошечка — вылитая мама — и черно-белый котик.

— Котят было трое, но один котик был мёртвый, — оправдывалась хирург, — котята очень крупные, потому и разродиться не могла. Похоже, папаша-гигант.

Котята действительно были большими и пушистыми, в отличие от самой Виолы.

— Вот уж не знаю, — задумалась Надя. — Не видела я в округе больших котов.

— Ну, может, чей-то из отдыхающих…

Только теперь Надя вспомнила, как однажды удивилась, увидев женщину, которая выгуливала своего кота на поводке. Это был необыкновенно красивый крупный и пушистый кот. «Наверное, породистый, — подумала тогда Надя. Когда же это было? Ну да, пару месяцев назад…»

— Что мне теперь делать? Ей, наверное, больно?

— Сейчас она спит. Потом, дня через два-три, надо будет помазать швы зелёнкой. Я наложила кетгут, так что снимать швы не надо — сами рассосутся. Людям их не используют для наружного зашивания, только для внутренних швов, но кошке, думаю, можно. И ещё я оставила несколько ампул с анальгином и папаверином. Подавай ей как-то, ну, через пипетку, что ли. Это поможет снять боль. Да, и ещё… мне пришлось удалить трубы у твоей Виолы, так что котят у неё больше не будет. Извини, иначе нельзя было.

— Наверное, так даже лучше, вдруг опять такое случится. Спасибо вам, большое. И извините, что разбудила ночью.

— Ничего… Тебе же это было важно, правда? — Танин голос был серьёзным и заинтересованным.

— Вы даже и не представляете себе, насколько важно. Не знаю почему, но мне казалось, что, если эта кошка умрёт, то умру и я.

— А ты, я так понимаю, больше умирать не хочешь? — спросил Константин с иронией.

— Нет. Не хочу. Я теперь жить хочу. Счастливо.

— Ну и правильно. Только обязательно счастливо!

Коваленко, улыбаясь, подошёл к ней, сгрёб в охапку и, поставив на ноги, отошёл на шаг назад. Надя осталась стоять. Он отошёл ещё на шаг и протянул ей руки.

— Иди сюда.

Надя сделала шаг, потом ещё и ещё… Уже на пятом шаге ноги её подкосились, и врач ловко подхватил её.

— Почему ты не сказала, что начала ходить?

— Да не хотела беспокоить. Вы так заняты.