Онлайн книга «Волшебная мелодия Орфея»
– Настало время, сын мой, нам поговорить откровенно. Только начну я издалека, а ты наберись терпения… * * * Учитывая, что пока ничего путного из ее расследования не выходило, Настя решила применить принцип, который иногда помогал: сменить ракурс. Все, что мы видим, зависит от того, как мы на это смотрим. И достаточно иногда изменить угол зрения, чтобы проблема решилась сама собой. Особенно данный совет подходил к ситуации блуждания в трех соснах, когда, кроме этих самых представителей хвойной породы, ты ничего не видишь. Не замечаешь, что сосен всего три, а дальше – поле и нужная тебе дорога. Тремя хвойными деревьями в Настином сознании были: завещание, убийство из страсти и открытие Магнуса. Но ничто толком не работало. Во-первых, ее искренне огорчало, что она не может взвалить убийство собственного сына на Матильду де Вельтэн. Ее уж Настя как раз-то и не переваривала, однако алиби у мамаши было железобетонное, да и до мифической Медеи она явно не дотягивала. Второй, кому бы Настя с удовольствием повесила на шею убийство, была Селина, и вопрос о связи последней с нотариусом Вельтэнов оставался открытым. Папаша де Вельтэн, тот вообще был за тридевять земель и к семье давным-давно никакого отношения не имел. Оставались Роберт де Вельтэн, Коста, Вальтер Дильс и, чего греха таить, Ника. Несмотря на полную уверенность Бодлера в невиновности Ники, снимать со счетов последнюю Столетова не имела права. Тем временем Матильда де Вельтэн торжествовала. На публике, естественно, она играла убитую горем мать. Но проблески скрытой радости в глазах заставляли усомниться в искренности родительницы. Тем более, согласно информации вездесущего Бодлера, она уже заказала себе несколько новых туалетов и последнюю модель сумочки от Шанель в счет будущего наследства. Настя бродила из угла в угол своих съемных апартаментов и пыталась сменить ракурс. Все говорило в пользу виновности Ники. Во-первых, эта история с переписыванием завещания. Если бы Вельтэн не собирался встречаться с нотариусом, все было бы гораздо проще. Во-вторых, ссора Ники и Эдуарда и его обвинения. В-третьих, у нее не было никакого алиби. Вся история про срочную встречу с подругой была чистой выдумкой. Все свидетели были единогласны. Ника и Эдуард явно поссорились перед его смертью. Крики слышали соседи по лестничной площадке. Правда, между их прекращением и убийством Магнуса прошло некоторое время, кроме того, одна из свидетельниц наткнулась на Нику, в бешенстве выскочившую из подъезда. Однако гречанка вполне могла вернуться незамеченной. Видеокамер на подходах к дому не было. Они присутствовали только в подземной стоянке. Единственным человеком, настаивавшим на обратном, был Алекс. Логика его сводилась к следующему. Он был единственным свидетелем убийства, видел выражение лица Вельтэна и мог поклясться, что Эдуард разговаривал с кем угодно, но только не со своей подругой. В этот момент ее размышления прервал звонок. Взглянула на экран и удивилась: Бодлер. Вроде бы договаривались связываться другими способами. – Привет, нас больше не прослушивают? – Нас и не прослушивали, просто время нужно было, чтобы проверить. – То есть «отец Браун» нам доверяет. – Похоже на то, – согласился Бодлер, – я выяснил, в каком году Магнус был на Афоне! Четыре года назад. – То есть до встречи с Никой? – Да. – Он мог встретить Косту? – Понятия не имею, на Афоне паломников в любое время года пруд пруди, достаточно посмотреть количество их диамонитрионов – разрешений на посещение. – Во всяком случае, Нику он встретить на Афоне не мог, это точно, – размышляла вслух Настя. – На Афон не пускают даже куриц, а про особ женского пола и говорить нечего, – тоже мне удел Богородицы! – хмыкнул Алекс, бывший ярым сторонником равенства полов. – Ника мне сказала, что он никогда ей не рассказывал о своем посещении Афона, – продолжала его собеседница, – почему? Если, конечно, она говорит правду. – А зачем ей лгать? – резонно возразил Бодлер. – Хорошо, попытаюсь узнать побольше от Косты. С Никой новую встречу мне вряд ли дадут. – Будь осторожна, – посоветовал Бодлер. – Кстати, как Никин адвокат, ты с ним говорил? – Кто я такой, чтобы с ним говорить? – непонимающим тоном спросил хакер. – Кто-кто? Клиент, и перестань, пожалуйста, рассказывать сказки про белого бычка! – возмутилась Столетова. – Мы должны доверять друг другу. – Ладно, ты права, адвокат говорит, что ситуация сложная, учитывая, что у Ники нет алиби, предыдущее завещание было в ее пользу, и она об этом хорошо знала, у них есть свидетельство нотариуса. Потом это совсем ненужное вранье про встречу с подругой. В общем, он выбрал линию защиты, во-первых, Ника настаивает на собственной невиновности, во-вторых, полиция до конца не разобралась с некоторыми обстоятельствами, особенно с этим ночным посещением после убийства, в-третьих, если бы Ника убила, то у нее должно было хватить ума стереть собственные отпечатки пальцев с пистолета и т. д. – Понятно. – В общем, все зависит от тебя, Настя! – с чувством произнес хакер. – Тебе не стыдно взваливать на меня такую ответственность? – слабо возмутилась она. – Другого выхода просто нет, – просто ответил он, – кстати, у меня для тебя новая информация, только вряд ли она тебя обрадует. – Говори. – Встреча Селины с нотариусом более чем закономерна. – То есть? – Селина просто-напросто его дочь. – Но ее фамилия Делапланш. – По матери, а по отцу Обер. – Подожди, подожди, так, может быть, они с папашей составили план, как завладеть наследством Эдуарда? Нотариус окручивает мамашу, а дочка убирает Эдуарда, раз его окрутить не удалось. – Слабовато, для бульварного детектива сойдет, но не больше, – хмыкнул хакер. Настя и сама понимала, что ее история немного притянута за уши. – Жаль, вот Селину я бы упрятала в тюрьму без всякого сожаления, – честно призналась она. – И это ты мне читаешь нотации о морали! – без всякого возмущения констатировал Алекс. – Кстати, ты рассказала Гарику о ночном происшествии? – Пока было не до этого, – соврала Настя. – У него нет настроения, – сообщил ей Бодлер. – У кого, у Гарика? – Он за тебя переживает и, по-моему, вообще переживает, что ты уехала. – Ты стал психологом, – Настя отвечала с иронией, но самой было приятно. – Нет, я просто всегда был наблюдательным. У людей слишком многое написано на лице, и они не умеют скрывать свои чувства. – А ты умеешь их читать? – Не всегда, но приучился, когда от этого зависит спасение собственной шкуры, и не тому научишься. |