Онлайн книга «Марсиане»
– Красиво, не правда ли? – говорит Роджер. Айлин качает головой, опускает взгляд. Она вся продрогла, а ветер просвистывает между сломанными ветвями. – Оно мертвое, Роджер. – Что? – «Темнота быстро надвигалась, – проговаривает она, не смотря на него. – Холодными порывами задул восточный ветер…» [84] – Что ты сказала? – «Машина времени», – объясняет она. – Конец света. «Нет, невозможно описать это жуткое безмолвие». – А-а, – говорит Роджер и обнимает ее за плечи. – Английский факультет. – Он улыбается. – Столько лет прошло, а ничего не изменилось. Все такая же студентка с английского факультета в Марсианском. – Да. – Порыв ветра будто пронизывает ее грудь, словно бы подув с какой-то неожиданной стороны. – Но теперь все кончено, разве ты сам не видишь? Все мертво. – Она обводит деревья рукой. – Все, что мы пытались здесь создать! Изолированное плато над ледяным морем, лес погибших деревьев – все их старания пошли насмарку. – Вовсе нет, – возражает Роджер и указывает на вершину холма. Фрея и Жан-Клод бредут по мертвому лесу, останавливаясь, чтобы изучить отдельные деревья, проводя руками по их спиральным волокнам и затем переходя к следующим прекрасным трупам. Роджер подзывает их, и они поворачивают к ним. – А сейчас послушай, Айлин, что они скажут, – шепчет он ей. – Просто посмотри на них и послушай. Молодые, подходя, покачивают головами и лепечут что-то при виде сломанных деревьев. – Какие они все красивые! – восклицает Фрея. – Такие чистые! – Слушайте, – перебивает Роджер, – а вас не волнует, что все вокруг исчезнет, как этот лес? Что Марс станет непригодным для жизни? Вы не верите в кризис? Они удивленно смотрят на него. Фрея качает головой, будто собака, стряхивающая воду. Жан-Клод показывает на запад, где под ними простирается огромное ледяное море. – Того, что раньше, не будет никогда, – говорит он. – Вы же видите всю эту воду, видите солнце в небе. Видите Марс – самую красивую планету в мире. – А как же кризис, Жан-Клод? Кризис. – Мы его так не называем. Просто долгая зима. Все живое остается под снегом, ждет следующей весны. – Но весны не было уже тридцать лет! Ты не видел ни одной весны за всю свою жизнь! – Весна это Ls=0°, да? Она бывает каждый год. – И с каждым годом все холоднее. – Мы еще отогреемся. – Но это может занять тысячи лет! – восклицает Роджер, довольный своей провокацией. Он говорит, как все те люди в Берроузе, думает Айлин, – как и сама Айлин, когда впадает в отчаяние из-за кризиса. – Мне все равно, – заявляет Фрея. – Но это означает, что вы никогда не увидите изменений. Даже если проживете очень-очень долгие жизни. Жан-Клод пожимает плечами. – Главное – сама работа, а не ее результат. Зачем нам так на этом сосредотачиваться? Ведь результат означает только то, что ты уже все сделал. Лучше быть в середине или в начале, когда еще многое предстоит сделать и когда все может повернуться куда угодно. – В том числе провалиться, – не унимается Роджер. – Может стать еще холоднее, атмосфера может замерзнуть, все живое на планете может погибнуть, как эти деревья. И вообще ничего не останется. Фрея недовольно отворачивается. Жан-Клод замечает это и, кажется, впервые приходит в раздражение. Они не понимают, о чем говорит Роджер, и это их просто утомляет. Жан-Клод кивает, указывая на безжизненный пейзаж. – Говори что хочешь, – произносит он. – Говори про свой кризис, что все погибнет, что планета замерзнет на тысячу лет… говори хоть, что звезды упадут с неба! Но жизнь на Марсе будет все равно. XXVII. «Если бы Ван Вэй жил на Марсе» и другие стихи
Чуть тронувшись
Однажды, как сомнамбула в ночи, Брел к ванной: шкаф, изножие кровати Оставил за спиной, и за порогом Хотел стены коснуться – ее нет. Вневременная жуть. В дыре я, в черной. Меж звездами зияет пустота. Ах, в спальню я попал чудную вдруг: Стены там нет и без шкафов – пустоты. Вот коридор, ведущий к новой ванной, И полностью квартира вся – другая. Я осознал, где я теперь ночую, Исчез тот сонм ужасных наваждений. Цвета каньона
В каньон Лазули, вместе в лодке, И, меж тенями, звучит Лед под веслами, тонкий. Вширь – ручей: змеем в лучах, Впадина древний камень язвит. Каждый вздох в иней оделся. Тянется вдаль красный каньон, Следом другие – конца им нет. Ржав песчаник, ветер поет, Мрак из трещин льется на нас. Где алый пляж размыт — Зелень – мох и камыш. Природа? Культура? Нет. Марс. В темно-лиловом небе Две звезды – синь с серебром — Земля и Венера. Vasitas Borealis
Красные камни, пески – скрыты в воде: Пришлось ее из почвы откачать, Чтоб уничтожить ту малость, что знал Каждый о месте, где в воздухе след Остался, будто угарный газ. И день перед нами дрожит в огнях — Рыжее пламя прыгнуло вверх, Его здесь не было, когда Мы сделали первый шаг В мир, написанный на воде. Как же много Часов таких: На страже ночью, Пока семья спит. Жена пинает меня во сне, Дует сквозь щели в южном окне, Поезд вдали гремит. Звон цикад бьет по нервам мне, Мысли, как метеоры. Только быт на уме, Снова и снова. Имена каналов
Тут Лестригон и Гибла тут, Киммерия, Антей, Скамандр, Пандора и Фретум, А также Хиддекель, Фисон, Питон, Протоний здесь, Конечно, и Аргей. Тут имена и впадин, и вершин, Попавших в первый телескоп земной, Вулканов сон, Эллада и Аргил, Глубокие каньоны, темный Сирт И льдов полярных дрожь. Идалий, Гидроат, Окс, Геликон. Здесь линии ландшафты создают, Ведь, иллюзорные, давным-давно Мир темных пятен оплели собой: Любая, различимая с Земли, Простерлась сотней километров вширь. И снова имена, что жизни ждут: Кадм, Эригона, Гебр и Илисс. Так глупо – я уже влюблен в простор Пирфлегетона, Ортиги, Мемнонии, Эвменид. Живу в долине, ровной, как стол, Окруженной горами, где нет дождей. К западу встал Малый Хребет, Большой – на востоке. Вдаль посмотрю — С юга на север тянется путь, Да, марсианский канал велик. Еще одна ночная песня
В смятых простынях дрожишь. Взмок. Замерз. В тебе Тлеет боль во тьме. Жернов ума заскрипел — Скорлупки годов в пыль растерты: Вина, ностальгия, скорбь о чем-то, Грусть ни о чем, в мыслях – тысяча дел, Прошлое: помнишь, помнишь? Яркий витраж, что разбит, Ты не сложишь, Не поймешь минувшего речь. А что теперь – известно вполне: Боль в колене и скрытый гнев, Всхлип жены, В детской – вздохи и шутки, Вновь твердишь: спи-усни. Шесть мыслей об использовании искусства |