Онлайн книга «Рассчитаемся после свадьбы»
|
Леся недоуменно пожала плечами, но впустила делегатов в дом. Им-то что тут надо? Тоже заботиться пришли о сироте? Перестройка шла полным ходом, делегатов, депутатов, комиссий было хоть пруд пруди, разобраться в их назначении не представлялось возможным. Казалось, взрослые люди с азартом ринулись играть в недоигранные детские игры: кто в войну, кто в дочки-матери, кто в казаков-разбойников, а кто и в Тимура со своей командой. Главное, в это все не вникать. – Мы пришли осмотреть квартиру, – объявил предводитель многодетных. – Зачем? – догадалась спросить Леся. – Осматриваем квартиры для заселения. Вот у нас список из ЖЭКа. В этом доме каждая вторая квартира практически пустует. Леся смотрела недоуменно. – Моя не пустует. Я здесь живу. – Я сказал: практически. В квартирах по сто, а то и сто двадцать метров живут престарелые пенсионеры. Один в такой квартире! – Я не престарелая! – отказалась Леся. – Сиротам место в детдомах, – вставила веское слово женщина-танк. – Подожди, – осадил ее главный. – Мы на собрании многодетных семей района постановили выселить жильцов с излишками площади на меньшую площадь. – Нам детей растить надо! Им условия нужны! – выстрелил танк. – Ну и растите, – согласилась Леся, – создавайте условия. – Мы списки составили, кого в какую квартиру заселять и кто из какой квартиры куда переселиться должен. В эту квартиру переедет вот – Тамара Петровна. Она должна осмотреть и согласиться с условиями. Если она согласна, начнем процесс выселения. «Это конец! – подумала Леся. – Вот и все. Не стало родителей, не будет родного дома. Я в этом мире лишняя. Тут надо детей растить, а я…» – Вы меня хотите выселить? – спросила Леся у тетки. – Так надо. Так комиссия постановила, – беспомощно развел руками бородач. – Мы демократическое общество. У нас в основе решений лежат гласность и консенсус. – А мне тогда куда? – Пока в детский дом! Это противоестественно, когда подросток проживает один. Квартира скоро превратится в притон, если уже не превратилась, – доверительно пояснял демократ. – А потом, после детдома, вам государство предоставит положенную жилплощадь. Без излишков. Тамара Петровна, проходите, смотрите. Комнаты, места общего пользования, куда окна выходят. И помечайте все. Если не понравится, будем показывать Вере Михайловне Подкопаевой. – У Тамары Петровны четверо несовершеннолетних детей, – пояснил поборник консенсуса, – а у Подкопаевых трое. Может, им лучше подойдет этот вариант. Все это был такой странный бред, что Леся не могла пошевелиться. Комиссия? Постановили? – Я те щас пройду! – раздался голос за ее спиной. – Я те так пройду, что твои многодетные детки сиротами останутся. Или за тобой, калекой, сорок лет ходить будут, сраки из-под тебя выгребать!!! Леся даже не сразу догадалась, что эту дикую речевку выкрикивает ее усталая тетя. Она с опаской оглянулась. Картина вырисовывалась следующая. Невысокая в обычной жизни тетя каким-то непонятным образом возвышалась перед делегацией в позе Матери-Родины на Мамаевом кургане. В поднятой правой руке она держала непонятную бутыль зеленого стекла с торчащей из горлышка пробкой. В левой, опущенной, пыхтел только что вскипевший чайник. Тетя казалась гранитной, а чайник и особенно бутыль – живыми и опасными. – Ну, подходи, кто смелый, по одному: слева кипяток, справа – серная кислота. Лесенька, деточка, встань-ка рядом, пробку вынешь, когда я велю. Слова «Лесенька, деточка» прозвучали так, что Лесе захотелось спрятаться куда подальше и год не показываться. В рядах хорошо расплодившихся членов комиссии возникло замешательство. – Бороду спалит вместе с кожей. Глаза выест, – пообещала тетя. – У меня этого добра много. Только тут полтора литра. На всех хватит. – Милицию надо вызвать, – взволнованно завибрировала трехдетная Подкопаева Вера Михайловна. – Надо, – согласилась тетя. – Иди в будку, вызывай. И быстро. У меня терпение на ваши рожи смотреть кончается. – Пых! – тряхнул крышкой чайник. – Безобразие! – послышались голоса из задних, более защищенных от серной кислоты рядов. – Это методы КГБ! Ее надо обезоружить! – Давай! – согласилась тетя. – Я те сделаю КГБ. Иди, обезоруживай! А то я сама подойду, а? Если ленишься. – Тут проживают ненормальные! – постановил председатель. – Уйдем, товарищи! Мы вернемся с другими органами. – Свои, что ль, потерял где? – полюбопытствовала тетя. – Выходим спокойно, – напутствовал плодоносящий руководитель. – Номер квартиры только вычеркни из списка своего! И забудь, как страшный сон! А то и запасных органов лишишься! – пообещала тетя. Делегация поспешно удалилась. Уже на лестничной клетке они принялись изрыгать проклятия, грозиться какими-то совершенно былинными карами. Но дверь была уже надежно заперта, и угрозы воспринимались как радиоспектакль. – Поняла? – спросила тетя. Леся на всякий случай кивнула. Она не соображала, что должна была понять, но опасалась зеленой бутылки и тетиного запала. – Чайник прими у меня, – велела тетя нормальным домашним голосом. – Рука затекла. Леся поспешно подхватила чайник. – Главное запомни: бутыль всегда должна быть под рукой! Чайника не так боятся. Вода быстро остывает. – Да, – сказала Леся, – запомнила. Это как раз было понятно. – Дверь никому не открывай ни под каким видом. Тебе что, «Волк и семеро козлят» папа с мамой не читали? Пришел и сожрал всех семерых. А за дверью пел: «Ваша мама пришла, молочка принесла». Тебе еще споют! А ты, простофиля, ушки свои и поразвесишь. Дверь на замке чтоб была всегда! – А опека? – Я им завтра позвоню. Все им скажу, что думаю. И почему ЖЭК номер квартиры дал – поинтересуюсь. Я знаю, кому жаловаться. Они у меня страхов натерпятся. И если хотят нос свой совать, то только после предупреждения и только при мне. Одна чтоб никому не открывала! – Хорошо! – пообещала Леся. – А бутыль эту спрячь. И никогда не открывай. Держи ее на крайний случай. Для спасения жизни. Но сама для интересу не лезь. Ничего там интересного нету. Спрячь. И место запомни. Бутыль так до сих пор и стоит в укромном месте. Никто о ней не знает. Тетечки уже нет на белом свете. А бутыль есть. И урок в голове засел: даже слабый и маленький обязан отстоять свою жизнь, иначе сожрут и не подавятся. Рохлей быть нельзя. Кстати, комиссия эта, как выяснилось, была сугубым плодом художественной самодеятельности мятежных многодетных, решивших на гребне революционной волны «все отнять и поделить». Но кто знает, чем бы все кончилось, не окажись тетя в нужный момент у Леси? |