
Онлайн книга «Волшебные истории. Завещание старого монаха»
– Все, можешь надевать, – сказала Рита. Лиза, рыдая, надела юбку и посмотрелась в зеркало. Потом, всхлипывая, она надела еще и блузку Генриховны и стала вертеться то одним боком, то другим. А потом упала на кровать лицом в подушку и сказала, что в таких сандалиях больше ходить не может. Это детский сад и кошмар. После этого они проспали до вечера, имея в шкафчике хлеб, а в мешочке четыре картофелины, одну луковицу и одну свеклу. Рита проснулась раньше и, жалея заплаканную Лизу, сварила борщ и посушила хлеб в виде сухарей. За дверью на лестнице до двенадцати ночи раздавался буйный хохот большой компании и звенело стекло. В семь утра, осторожно отворив дверь, чтобы вынести мусор, Рита наделала шуму. К ручке ее двери были привязаны за горлышко две пустые бутылки, которые громко брякнули о стенку. Это была совершенно обычная вещь. Это был привет от гуляющей молодежи. И Рита, поискав вокруг, отвязала еще три пустых бутылки на своем этаже, а четыре лежали в лифте. Бутылки эти были частично из-под лимонада, а две были водочные. Рита всё собрала и унесла домой. Бутылки можно было сдать и получить деньги. Небольшие, но на один день жизни хватило бы. Это-то как раз и был день, когда приносили пенсию. Рита легла, Лиза замотала ей голову и шею платком и шарфом. На руку Рита надела перчатку (на другую она надела варежку, так как перчатка у них была одна). Почтальонша позвонила, Лиза открыла со скорбным видом и сказала, что прапрабабушке плохо, у нее экзема и все лицо и руки болят. Но расписаться она распишется. Почтальонша дала Лизе карточку. Рита расписалась в комнате. Почтальонша отсчитала деньги, крикнула в комнату: «Выздоравливайте!» – и, ничуть не удивившись, ушла. А Рита, молодец, расписалась как обычно. Но жить на эти деньги могли только слабые, нищие, нетребовательные старухи, у которых ничего уже не растет: ни вес, ни рост, ни нога, а растут только редкие усики и ногти. И для стрижки им нужны только одни ножницы на всех. Старухам достаточно было подкопить за свою жизнь тряпья и носить его без стеснения. Рита напряженно думала, что делать. Летом можно было еще прожить. Она знала несколько магазинов, около которых выставлялись ящики со сгнившими овощами и фруктами. И многие старушки выбирали себе на компот и на суп слишком дорогие для них в неиспорченном виде продукты. Также можно было иногда посетить рынок. И богатые ленивые продавцы, преимущественно бабы, порой тешили себя тем, что дарили остатки нищим старушкам, которые, шатаясь от слабости, ходили по рядам и якобы пробовали, хороши ли сливы, кислая капуста или творог. Правда, почти всегда их гоняли от товара, как мух, крича: «Нечего тут, нечего!» Но детям этого не простили бы. Дети не могли, не имели права попрошайничать, пробовать капусту и даже продавать вязаные варежки. Таких детей немедленно бы выгнали или сдали в милицию. Но Рита была уже девочка с большим жизненным опытом. Она сама росла, росли ее дети, внуки. И она предвидела множество расходов. А Лиза как будто и не была матерью и бабкой. Она все забыла и видела только себя в зеркале, красивую, по ее собственному мнению, девочку, которую надо баловать и все ей дарить. Лиза всю жизнь была такая. И всю жизнь ее баловали. И баловал ее муж, который относился к ней как к ребенку. Но уже дети сами выросли балованные. И затем баловали своих детей, но только не старую, одинокую Лизу. Когда наступило утро, Лиза не соизволила встать. Эту девчонку пришлось долго будить. Надо было быстро завтракать и живо уходить из дому. Рита не открыла перед ней своих горьких дум. Рита предпочла действовать, как покойная мама. Ни на что не жаловаться, ни у кого не просить помощи, но и требовать от ребенка неукоснительно хорошего поведения. И Рита собиралась купить две щетки и зубной порошок, которого у старушек не бывает по причине отсутствия настоящих зубов. И она собиралась заставить Лизу дважды в день чистить зубы. В дверь позвонили. Лиза побежала открывать. И Рита ничего не успела сказать, как в квартире появился рыжеватый крепкий мужчина. – Это я, – сказал он. – А где хозяюшки? Рита ответила, сильно испугавшись: – Бабушек нет дома. – Гм, в такую рань, я думал, что застану. А можно их подождать? – Их не будет сегодня. – А где они? – Они на даче. – А вы что тут делаете? – А мы, – ответила Рита, – тоже собираемся уезжать. – А что вы не в школе? – А у нас скарлатина, – быстро соврала Рита. – Карантин в школе. – Гм, – сказал мужчина. – Так. Он пошел по квартире, осматривая потолки, трубы, краны, трогая оконные рамы с облупившейся краской. – Гм, квартиру придется ремонтировать. Гм! Он пошел теперь смотреть балкон. Вид с балкона ему понравился. – А зачем столько ящиков? Гм! Ну хорошо. И от метро близко. А телефона, я помню, нет? – Нет. Девочки раздраженно следили за ним. Наконец Рита сказала: – Дяденька, мы уходим. – Уходите, уходите. – А вы как же? – А я пока побуду. Скарлатиной я болел. Я не боюсь. Мне надо дождаться ваших бабушек. Мне они срочно нужны. – А они же уехали на лето! – воскликнула Рита. – Они же не приедут сюда, – пискнула глупенькая Лиза. – Ну и ничего. Я поживу. У меня есть время. – А что вам надо-то? – А что? Я хочу к ним прописаться опекуном. – Зачем? – спросила глупая Лиза. – Как зачем? Я пропишусь, и квартира не пропадет. – Что значит не пропадет? – сказала Рита. – То и значит. Одна уже при смерти. Мне сказала на почте почтальонша. Вторая тоже на ладан дышит. – Глупости. Как это на ладан?! – воскликнула Лиза. – Что вы бормочете, молодой человек! При чем вы здесь? – Я первый пришел. – Откуда у вас такие сведения? – спросила Рита. Щеки ее горели. – Откуда, откуда… Я же знаю. Я пришел по адресу. Дали добрые люди. – Ну что, – сказала Рита. – Придется вызывать Светиного мужа и ее брата. – А вы-то сами здесь никто, – сказал человек. – И не прописаны. Это не ваша квартира. А последнее слово за той, которая еще жива. – Да не пропишет она вас. Она прописывает как раз нас, своих внучек, правнучек. Мужчина сказал: – Вы несовершеннолетние. И это незаконно. – А сейчас уходите, – сказала Рита, – уходите. – Нет, – ответил мужчина. И лег, лег прямо на Лизин диванчик. Потом подумал и снял туфли. Потом повернулся лицом к стене и заснул, как засыпают давно не спавшие люди. Сестры сели в другой комнате. – Сумасшедший и аферист, – сказала Лиза. |