Книга Последняя воля Нобеля, страница 108 – Лиза Марклунд

Анника не ответила.

Бернард опустил пистолет и произнес уже более спокойным тоном:

— Она убила его двумя гвоздями, один вбила ему в глаз, а второй — через горло в позвоночник.

Анника почувствовала, что ее сейчас вырвет.

— Я думала, что она залила ему в ухо расплавленный свинец и выбила зубы, — выдавила она из себя.

Бернард Торелл весело рассмеялся, сверкнув бесподобными глазами.

— Ты слишком серьезно воспринимаешь наследие Нобеля, — ухмыльнулся он. — «Немезида» — это не фактологическое описание жизни и смерти Беатриче Ченчи. Пьеса куда глубже. Это нравственное рассуждение о возмездии и вине, о власти церкви и грехах отца.

Анника удивленно воззрилась на этого человека. Воля Нобеля, власть церкви и грехи отца.

Почему он стал убивать людей, как Беатриче Ченчи?

— Ты знаешь, как ее заставили признаться в убийстве? — спросил Бернард Торелл. — Знаешь, чем сломили ее ватиканские палачи?

Анника опустила голову и принялась молча рассматривать ковер.

— Они сбрили ей волосы, — начал рассказывать Торелл, — раздели донага и связали руки за спиной. Потом ее за руки подвесили в воздухе, за руки, связанные за спиной. Ты можешь себе это представить? Можешь? Представь ее себе! Вот она висит перед тобой, голая, худенькая, с маленькими грудями. Ее поднимают все выше и выше, вот подняли уже на высоту двух метров, а потом она падает, и руки ее выворачиваются из суставов. Беатриче теряет сознание.

Бернард рассмеялся.

— Но этой пыткой они не смогли выбить из нее признание. Только после того, как в камеру пыток привели ее братьев и те все рассказали судьям, Беатриче сдалась, поняв, что сопротивляться дальше бессмысленно.

Анника закрыла глаза. Где-то на краю сознания мелькала неуловимая мысль. Какое-то смутное воспоминание. Кто ей это говорил? Сам Торелл? Или это была Берит?

Солнце, жара, трава.

Я сохранил ферму в Рослагене после гибели родителей…

Наверное, ты удивляешься, откуда я все это знаю, — сказал он. — Может быть, думаешь, что я все это придумал? Нет, я это не придумал.

Анника продолжала сидеть с закрытыми глазами.

Она вспомнила. Вспомнила тот день в редакции, вспомнила Берит с чашкой кофе и с крошками, прилипшими в углах ее рта.

Саймон Торелл, венчурный капиталист, первым сделавший на этом капитал. Он и его жена погибли в Альпах в автокатастрофе, если я правильно помню. Трагическая история…

— Александр Дюма, — говорил между тем Бернард Торелл. — Он изучил все материалы следствия и суда над Беатриче. Все это в подробностях описано в «Знаменитых преступлениях», том первый, часть вторая. Глава называется «Ченчи».

Власть церкви. Грехи отцов. Все это описано в духовном завещании Нобеля.

Анника открыла глаза и посмотрела в лицо Бернарду.

— Ты находишь какую-то связь между собой и Беатриче, — сказала она. — Ты очарован ею, потому что сделал то же, что и она. Ты убил своего отца так же, как она убила своего.

Бернард Торелл вскинул брови и улыбнулся.

— Ты что-то сделал с машиной, чтобы они разбились, — предположила Анника. — Что ты сделал?

— Это была трагическая случайность, — ответил он.

— Откуда ты знал, что надо делать? — спросила Анника. — Ты же был тогда совсем ребенком.

Бернард Торелл пересек комнату, подошел к портрету, снял с него застекленную раму и стал восхищенно вглядываться в лицо женщины-ребенка.

— Шестнадцать, — сказал он, лаская взглядом картину. — Мне было шестнадцать лег, примерно столько же, сколько было Беатриче.

Боже мой, подумала Анника. Он — чудовище.

— Что же ты сделал с тормозами? — спросила она, неимоверным усилием воли заставив себя говорить спокойно.

Бернард повернулся к Аннике и махнул пистолетом в сторону дороги:

— Ты видела на улице красный «ягуар»? Модель шестьдесят третьего года. Я восстановил его целиком — до последнего болта, последней гайки. Я получил его в подарок от дяди, когда мне было четырнадцать лет. Перерезать тормозную магистраль в папиной машине было делом одной секунды.

Сердце Анники сильно забилось, и она вонзила ногти в ладони, чтобы выровнять дыхание.

— Зачем? — спросила она. — Зачем ты это сделал?

Бернард Торелл посмотрел на нее, и Анника вдруг сразу все поняла. Господи, как же это просто.

— Ты думаешь, что Альфред Нобель писал и о тебе? — спросила она. — Ты искренне считаешь, что литературное завещание Нобеля — это на самом деле история твоей жизни?

Наклонив голову, Бернард внимательно слушал Аннику.

— Да, ты искренне считаешь себя Беатриче, — уверенно повторила Анника. — Твой отец был так же богат и влиятелен, как Франческо, и он надругался над тобой, да? Он изнасиловал тебя, как изнасиловал Беатриче ее отец?

Бернард Торелл направил на Аннику пистолет, и она заметила, что на этот раз оружие дрожит.

— Но ты ошибаешься. — Анника продолжала твердо смотреть ему в глаза. — Ты не Беатриче Ченчи, и ты никогда не будешь похож на нее. О тебе никто и никогда не напишет пьесу. Ты никогда не будешь мстителем за погубленную невинность и растоптанную справедливость.

— Ах вот как, — сказал он и опустил пистолет. — Но здесь ошибаешься ты.

— Нет, — сказала Анника. — Справедливость существует — и здесь, и за гробом.

Слова Анники позабавили Торелла, он засмеялся, но она уловила в его смехе нотки неуверенности.

— Ты никогда не получишь Нобелевскую премию, — сказала она. — Ты ведь и сам это знаешь?

Улыбка исчезла с его лица, он быстро шагнул к Аннике.

— Каролина сделала все, чтобы ты не получил ее в прошлом году, — сказала она, — а Эрнст сделал все, чтобы ты не дождался ее и в этом году. Теперь ты сядешь в тюрьму, а значит, не получишь премию и в будущем.

Торелл презрительно засмеялся:

— Да? И кто же меня поймает — уж не ты ли?

В следующее мгновение двери с грохотом распахнулись, послышались громкие голоса, и в библиотеку вломились полицейские в касках и бронежилетах. Торелл отвернулся от женщин и повел пистолетом в сторону двери. Полицейские направили автоматы на Торелла.

— Брось пистолет! — приказал один из полицейских.

Эбба заплакала еще громче.

Бернард Торелл со страхом смотрел на полицейских.

— Черт возьми, в чем дело? — спросил он.

— Положить оружие, два шага назад!

— Но я же ничего не сделал, — возразил он. — Чего вы от меня хотите?

Полицейские стали не спеша приближаться к Тореллу, и он поднял руки.