
Онлайн книга «Последняя воля Нобеля»
Снова зазвонил сотовый телефон. — Выключи его, — сказал К., и Анника послушно нажала кнопку. Телефон умолк. Конечно, это Янссон. — Как ты думаешь, тебя толкнули намеренно? Анника положила на стол замолчавший телефон и удивленно посмотрела на инспектора. — Определенно нет, — ответила она. — Рядом с нами какой-то толстяк отплясывал буги-вуги, он толкнул женщину, а она врезалась в меня. В глазах К. мелькнула искорка интереса. — Она что-нибудь сказала, когда толкнула тебя? Анника посмотрела на книжные полки, на кожаные корешки книг с протоколами заседаний Совета с 1964 года, как смотрела тогда на женщину с узкими бретельками. — Она что-то искала в сумке, — вспомнила Анника. — Ремень сумки был короткий, и ей пришлось поднять правую руку, чтобы сунуть ее в сумку, вот так…. Она подняла правую руку и показала, как незнакомка шарит в вечерней сумке. — Какого цвета была сумка? — Серебристого, — с удивившей ее саму уверенностью ответила Анника. — Матово-серебристого. По форме она была похожа на конверт, в которых приносят счета за электричество. — Что она достала из сумки? Анника оторвала взгляд от протоколов 1964 года и принялась рыться в памяти. Она ничего не вспомнила, кроме того, что ей стало больно в ступне. — Мне стало очень больно, — ответила Анника. — Я вскрикнула. Женщина посмотрела на меня. В подтверждение своих слов Анника, поколебавшись, кивнула. — Да, — сказала она, убедившись в верности воспоминания. — Она посмотрела прямо мне в глаза. — Она что-нибудь сказала? Анника уставилась в полированную столешницу. — У нее были желтые глаза, — сказала она. — Абсолютно холодные желтые глаза, почти золотистые. — Желтые? — Да, золотисто-желтые. — Как она была одета? Анника снова закрыла глаза, услышала ритм музыки и увидела прямо перед собой ремень или бретельку. Кажется, она была кроваво-красной. Или красной была одежда раненой женщины? Или это кровь была красной? Если только бретелька не была снежно-белой на фоне загорелого плеча, или это плечо было светлым на фоне темного ремня? — Я не знаю, — озадаченно ответила Анника. — У меня черно-белая память, она как негатив, причем цвета могут меняться на противоположные. Нет, не помню… — Ладно, вернемся к желтым глазам. Может быть, это контактные линзы? Линзы? Да, конечно, это могли быть линзы, если только глаза и в самом деле не были желтыми. Или зелеными? Зазвонил сотовый телефон К. Заиграла мелодия греческой песни «Мой номер первый», взявшей первое место на Евровидении несколько лет назад. Инспектор покосился на дисплей и пробормотал: «Мне придется ответить». Он выключил магнитофон, встал и отошел к двери. Он разговаривал долго, расхаживая мимо двери, играя интонациями голоса. Она встала и отошла к окну, откуда сочились в комнату звуки уличного движения. Анника выдохнула воздух на оконное стекло, и вид за ним затуманился. Когда же пятно растаяло, Анника увидела Хантверкаргатан — улицу, на которой жила в районе Клара. Услышала с грохотом проносившиеся поезда, старый медицинский центр Святого Серафима, куда она на днях водила Калле с воспалением среднего уха. Как все это близко — всего в четырех кварталах. Горло сжало судорогой. «Господи, как же мне не хочется двигаться!» — Жертвы опознаны, — сказал К., возвращая Аннику к действительности. — Может быть, вы их узнали? Пошатываясь, Анника вернулась на свое место, примостилась на краешке кресла и откашлялась. — Мужчина — один из лауреатов. Он получил премию по медицине, — сказала она. — Его имя вылетело у меня из головы, но я его записала. Она потянулась к сумке за блокнотом, но К. жестом остановил ее. — Аарон Визель, — сказал К., — израильтянин. Получил премию вместе с американцем Чарльзом Уотсоном. Кто была женщина? Анника покачала головой: — Я ее никогда прежде не видела. К. потер рукой глаза. Визель находится в хирургическом отделении больницы Святого Ёрана. Женщину звали Каролиной фон Беринг. Она председатель Нобелевского комитета Каролинского института. Она умерла в зале, видимо, практически мгновенно. Все тепло улетучилось из рук Анники. Холод съел его, добравшись до кончиков пальцев, проник в кровь, заморозил суставы. Сделав неимоверное усилие, Анника набросила на плечи бабушкину шаль. «Я видела глаза умирающей женщины. Она смотрела на меня, умирая». — Мне надо идти, — сказала она. — Мне и в самом деле жаль, но у меня очень много дел. — Тебе нельзя об этом писать, — сказал К., тяжело откинувшись на спинку кресла. — Твое описание толкнувшей тебя женщины совпадает с описанием предполагаемого убийцы. Ты — наш ключевой свидетель, поэтому я запрещаю тебе публиковать эти данные. Анника, уже вставшая с кресла, снова упала на сиденье. — Я задержана? — спросила она. — Не глупи, — ответил К., взял со стола сотовый телефон и встал. — Подписка о неразглашении берется только во время ареста, — сказала Анника. — Я не арестована, и никто вообще не арестован. Как же можно запрещать разглашение? — Не воображай себя слишком умной, — сказал К. — Есть и другие способы запрета на разглашение информации, согласно главе двадцать второй, параграфу десятому, заключительной фразе акта о юридической процедуре. Этот пункт касается главных свидетелей. Запрет может быть наложен руководителем расследования, если речь идет об особо тяжком преступлении. — Свобода слова защищена Конституцией, — возразила Анника, — а Конституция имеет приоритет перед распоряжениями. К тому же ты не руководитель расследования. В таких случаях расследованием руководит государственный обвинитель. — Здесь ты снова ошибаешься. Руководитель пока не назначен, поэтому сейчас я исполняю его обязанности. Анника встала и сердито наклонилась к К. — Ты не можешь помешать мне рассказать о том, что я видела! — пронзительным голосом произнесла она. — У меня в голове уже сложилась вся статья. Я могу написать блистательный репортаж очевидца, на три страницы, может быть, на четыре, я же видела убийцу на работе, видела, как умирала его жертва. К. обошел Аннику, развернул ее к себе. — Какого черта?! — рявкнул он. — Если вздумаешь действовать в таком духе, то получишь такой штраф, что не расплатишься до конца своих дней. Сядь! Анника замолчала и села, вдруг ощутив такую тяжесть, что у нее ссутулились плечи. К. повернулся к ней спиной и набрал номер на своем сотовом телефоне. Она молча сидела под огромными портретами, пока К. сердитым голосом отдавал кому-то приказания. |