Книга Свой, чужой, родной, страница 50 – Татьяна Полякова

— Наверное, — пожал плечами Валька, — раз уж следы крови находят… А здесь — трупы. Народ болтал, дом сожгли, чтоб компенсацию хозяевам не платить.

— Удобное объяснение.

— Вообще-то правдоподобное.

— А мое, конечно, нет? — с вызовом спросила я.

— Ты же понимаешь, связь между трупами и этим домом существует только в твоей голове. По крайней мере пока. Доказательств нет.

— Теперь и не будет, — хмыкнула я.

— Очень расстроилась?

Валька развернул меня к себе, и его невероятные, мерцающие, точно звезды в ночном небе, глаза оказались совсем рядом.

— Может, и хорошо, что он сгорел, — вздохнула я.

— Как прошел вечер? — заговорил Валька, когда мы зашагали дальше. Должно быть, спешил отвлечь меня от мыслей о пожаре и крахе моих сомнительных теорий.

— Нормально. Глазков немного поиздевался, но его коллегу мои слова заинтересовали.

— Какие именно?

— Я думаю, что второй труп — это Ковтун. Оказывается, он сидел, и его отпечатки есть в базе данных.

— А Ковтун — это?…

— Гражданский муж «Мисс город». Мы пришли к выводу: либо кто-то мстил за гибель девушки, либо убирал свидетелей или тех, кто был ему по какой-то причине опасен…

— Ему — это убийце Анжелики?

— Конечно.

— Что ж, тогда на ее похищении и следует сосредоточиться.

Валька остановился, и я поняла, что мы находимся возле его дома.

— Приглашаю на чашку чая.

— Не очень подходящее время, — отмахнулась я.

— Могу водки налить. Ты все равно сейчас не уснешь. Идем.

Он обнял меня и повел к калитке.

Оказавшись в квартире, Валька включил чайник, устроил меня в плетеном кресле возле окна и быстро сервировал стол. Хозяином он оказался рачительным: колбаса, сыр и даже икра. И бутылка коньяка.

— Говорят, снимает нервное напряжение, — заметил с усмешкой, разливая коньяк.

Мы выпили, я грызла сыр, а Валька меня разглядывал.

— Значит, дом сожгли из-за того, что там со дня на день могла появиться полиция, — сказал он после довольно длительной паузы. — Ты имеешь в виду, что убийца знал о твоем расследовании? — Ничего подобного я точно в виду не имела и теперь в растерянности таращилась на Вальку.

— Не считая соседей и тебя, я ни с кем об этом не говорила, — наконец смогла произнести я.

— Почему же? С адвокатом, к примеру, или с Варварой. И каждый из них мог рассказать еще кому-то.

— Ты рассказывал? — нахмурилась я.

— Нет. Мне попросту некому. Ты забыла, я живу отшельником… — Тут он засмеялся и добавил: — С некоторых пор. Но с бывшей подружкой я точно ничего не обсуждал.

— Ага, у вас было занятие поинтересней, — съязвила я.

— Завидуешь? — засмеялся Валька.

— Еще как. Предположим, дом купил родственник Могилевской, — поспешила я сменить тему.

— У нее был родственник?

— Да, племянник. Внебрачный сын брата, которому тот оставил наследство.

— Везет же некоторым.

— Парень, по мнению Дорина, довольно странный. Уехал за границу и тоже отшельником заделался, — усмехнулась я. — Общению предпочитает письма, да и то в исключительных случаях.

— Что? Настоящие письма? В конвертах? — вытаращил глаза Валька.

— Нет, — засмеялась я. — О компьютере ему известно. Все дела он ведет, не вступая в личный контакт. Если верить Дорину.

— Он-то сам его видел?

— Наверное. Парень жил в этом городе, Дорин разыскал его по просьбе американских коллег. Говорит, что заняло это пять минут.

— А бабки небось срубил немалые. И как зовут счастливого наследника?

— Валентин Королев.

— Смотри-ка, тезка. А говорят, имя редкое. И зачем тезке покупать дом, прячась под чужим именем? Если это он, разумеется.

— Я думаю, тезка здесь ни при чем. Свалил отсюда и думать забыл о Родине. Если честно, у меня адвокат на подозрении.

— Адвокаты — они такие, — кивнул Валька с ухмылкой.

— Оказывается, он работал на Ковтуна, — продолжила я. — То есть имел непосредственное отношение к истории с похищением. Он даже с Ковтуном на опознание ходил.

— Очень интересно…

— О Шмакове я ему рассказала, — покаянно продолжила я. — Надеялась, что он обратится в полицию как законный представитель Могилевской и вся эта афера наконец-то выйдет наружу.

— И той же ночью дом сгорел?

Я пожала плечами, а Валька сказал без перехода:

— Я хочу заняться с тобой любовью.

Спокойно сказал, без нажима. Без намека на просительную интонацию, которой бы, наверное, все испортил.

Чего-то подобного я подсознательно ждала, но все равно была не готова. Чуть отодвинулась назад, убирая со стола руки, но он успел накрыть их своими. Мы смотрели друг другу в глаза, и я пыталась понять, что должна ответить.

— Для меня это… не просто так… — с трудом произнесла я.

— Для меня тоже, — кивнул он и резко поднялся, так и не выпустив моих рук.

Я вскочила, и мы вцепились друг в друга губами, руками, всем телом с такой отчаянной страстью, точно от этого зависела наша жизнь. Мы очень спешили, что только мешало: пуговицы не желали расстегиваться, крючки держались насмерть. По дороге к кровати дважды едва не упали, запутавшись в одежде, и, рухнув на постель, голые, хрипло с трудом дышащие, ищущие губы друг друга, почувствовали странное освобождение, словно оторвались от земли. «Я люблю тебя», — шептала я, повторяя это все тверже, все громче, потом орала, но даже когда, задыхаясь от счастья и вновь переходя на шепот, теряла способность что-либо соображать, точно помнила: среди сказанного им, прошептанного едва слышно, среди того, что кричал или из последних сил стонал он, слова «люблю» я не слышала.

Проснулась я поздно, что неудивительно. В комнате царил полумрак. Шторы плотно задернуты, электронный будильник показывает 12.45. Вальки рядом не было, я поняла это раньше, чем открыла глаза. Села, оглядываясь в поисках своей одежды. Она была аккуратно сложена на спинке кресла. В ногах лежал огромный букет роз. Штук пятьдесят, не меньше. Я криво усмехнулась, поскольку на месте цветов предпочла бы видеть самого Вальку. Воспоминания о минувшей ночи были горько-сладкими, щедро сдобренными чувством опустошенности. Самое разумное — побыстрее уйти, раз уж его нет рядом, а вечером встретиться, как обычно, и делать вид, что ничего не случилось. Лишь мгновенный импульс, который толкнул нас друг к другу и тут же развел в разные стороны.

Я подумала, что надо бы принять ванну, но потом решила сделать это дома, на секунду представив картину: Валька торчит в подворотне напротив и с нетерпением ждет, когда я покину его квартиру. Я раздвинула шторы, быстро оделась. На обеденном столе лежала записка. «Скоро вернусь, не вздумай сбежать».