Книга Самые родные, самые близкие (сборник), страница 37 – Мария Метлицкая

Нашлись и те, кто с радостью был готов облить Нонну Васильевну помоями, и те, кто искренне восторгался ею.

Нонна Вощак на публике почти не появлялась. Последние ее фотографии были датированы началом двухтысячных. На них Нонна Васильевна была еще очень даже вполне – конечно же, стройная, с прямой спиной, как и положено балерине, с гордо откинутой головой, с внимательным, оценивающим взглядом умных и пронзительных глаз. Укладка – волосок к волоску, в ушах и на пальцах, как говорила Машина коллега Натуля, – по коттеджу.

И вот настал день икс. Маша купила букет белых роз – любимые цветы Нонны Васильевны – и прихватила коробку пирожных. Жила бывшая примадонна, как ни странно, в ничем не примечательном спальном районе в обычном девятиэтажном доме с вонючим подъездом. А как же ее роскошная квартира на Кутузовском, в знаменитом доме, где проживал когда-то генсек?

Дверь открыла домработница или, может, приживалка – было видно, что из простых, из прислуги.

В узенькой, метр на метр, прихожей, Маша разделась – повесила куртку и сняла сапоги. Домработница пристально, недобрым взглядом отслеживала ее действия.

Наконец ее пригласили пройти.

В небольшой комнате с низким потолком, в старом потертом велюровом кресле сидела старушка. Обыкновенная тщедушная старушка с седенькими жидкими волосиками, сморщенным личиком и затянутыми старческой пленкой глазами.

Эта старушка совсем не была похожа на ту пожилую даму на последних фотографиях, которые Маша сто раз разглядывала и изучала.

Старушка с удивлением оглядела букет, царственно кивнула и даже улыбнулась:

– Садитесь, деточка! Очень вам рада!

Маша выдохнула, присела на стул и тут же достала диктофон.

– Ах, подождите! – жеманно вздохнула хозяйка. – Нам надо же слегка привыкнуть друг к другу!

Это было абсолютно правильно: живое знакомство, личный контакт перед интервью – журналистское правило, о котором неопытная Маша позабыла. Именно от первого знакомства зависит многое, если не все – насколько раскроется человек, насколько будет открыт и откровенен.

Домработница Нюра – ох, как традиционно, как в старом кино, – внесла поднос с чаем. Маша отметила, что пирожные из французской кондитерской, принесенные ею, Нюра заныкала – наверняка старушки не избалованы подобным и съедят их без нее. Что ж, грустно, но объяснимо.

Нонна Васильевна была мила, тихо смеялась, шутила, кстати, весьма остроумно, и вообще была вполне расположена к Маше.

Начали издалека – детство, юность, молодость. Приезд из далекой Караганды, начало карьеры, встреча с будущим мужем.

Увидев, что старушка устала, Маша закончила интервью и договорилась о следующей встрече через два дня.

Дома снова копалась в Сети – о сыне Вощак и гениального хирурга говорилось мало, какая-то это была мутная история. Он пошел по стопам отца, но гениальным не стал, карьеры его не повторил. Работал в Склифосовского, оперировал. Но потом уволился, кажется, не дождавшись пенсионного возраста. И все, больше никаких сведений. Ни одной строчки.

Маша копала дальше. И накопала – была история у этого сына: нелепая смерть пациента по его же вине. Дело замяли, но именно тогда он и уволился и с делом врачебным покончил. Жил в Кратове, на даче, построенной гениальным отцом. Всё. Про внука тоже почти ничего – кажется, обалдуй, ничего из него не получилось.

Муж Нонны умер в начале восьмидесятых, совсем нестарым, в пятьдесят четыре года – сгорел на работе, инфаркт.

Она тогда уже не танцевала, но выходила на сцену в образе королевы.

Через два дня Маша снова стояла перед дверью балерины и в руке так же держала коробку – на сей раз с большим тортом. Пусть старушки полакомятся.

И снова суровая Нюра, и Нонна Васильевна в кресле, и слабый, плохо заваренный чай из липковатых чашек. И три часа беседы – больше Нонна Васильевна не выдерживала. Она все так же была сдержанна, обдумывала каждое слово, и это было очень заметно, просто бросалось в глаза.

Таких встреч было четыре. Маша слушала записи и понимала – так себе, ни о чем. Да, трудное детство – а у кого в те времена оно было легким? Да, кошмарный мир театра, зависть и пакости – куда же без них. Сплетни и конкуренция – обязательно. Но это все давно известно, написано об этом сто или тысячу раз, никого это не взбудоражит и не зацепит – секретов тут нет. Информацию о личной жизни и семье Нонна Васильевна тоже выдавала строго порционно и скупо – брак был счастливым, потому что у каждого было свое дело. Вы спрашиваете, в чем секрет успешного брака? Вот именно в успешности супругов! И Маша вполне была с этим согласна. И даже провела параллель с собственной жизнью – и у нее, и у Митьки есть дело. Значит, все у них сложится.

Вощак продолжала рассказывать:

– Мой муж был прекрасным человеком, бесспорно! А каким он был специалистом! Знаете, кого он оперировал?

Маша робко пожала плечом – нет, она, конечно, знала кого, но умышленно сделала вид – а вдруг что-то еще? Какая-нибудь новая инфа?

– Виделись мы, – Нонна вздохнула, – нечасто. – На глазах выступила скупая слеза. – Да, нечасто. У него – кафедра, студенты, отделение. Ну и у меня, как вы понимаете, гастроли, репетиции, премьеры. Мы тосковали друг по другу, но! – Слегка корявый указательный палец взлетел кверху, и хитро прищурились глаза. – Но это наш брак и спасало! Ах, – взгляд старушки затуманился, – какие у нас были встречи! Как первые свидания, ей-богу! – И снова скупая слеза.

«Неискренняя она, – подумала Маша. – Фальшивая. А может, просто очень старая, в этом все дело? Ну хочет бабушка сохранить созданный образ – зачем ей порочить себя откровениями?»

Маша пыталась вытащить хоть какие-то подробности про мужа, но при любом наводящем вопросе подбородок мадам каменел и брови недовольно взлетали:

– Кажется, я вам все рассказала!

И Маше приходилось кивать и соглашаться. Но вечерами, проматывая разговор, она чувствовала, что что-то не так. Мутновата в реке водица. И еще очень чувствовалось, что жизнь мужа была Нонне Васильевне не очень известна и, скорее всего, мало интересна. Хотя, рассуждала Маша, это, наверное, нормально для много и успешно работающей женщины.

Когда Нонна рассказывала о сыне, снова лился сплошной елей: рос хорошим и скромным мальчиком. Пошел по стопам отца.

Гением не был, увы, но прекрасным хирургом – конечно!

– Личная жизнь сына? А я в нее никогда не вмешивалась! – гордо, с достоинством произнесла бывшая прима. – К чему? Часто ли вижусь с сыном? А вы? – Недобрый прищур. – Вы часто видитесь со своими родителями?

Ответить Маша не успела, старуха опять начала говорить:

– У сына давно своя жизнь. Человек он крайне занятой, у него отделение – какие частые встречи, о чем вы? Нет, разумеется, он меня навещает, привозит продукты, лекарства. Все как у всех.