Онлайн книга «Нацисты в белых халатах»
|
Майор понесся вдоль фундамента, высоко подбрасывая ноги. Здесь хватало мусора, не заметного в траве. Никита не рискнул выпрямиться во весь рост, сжался в пружину, перекатился. Рельеф местности шел на понижение. За кустами поблескивала река в загадочном лунном свете. Там был обрыв, хаотично торчал кустарник. Белела тропа в полумраке, огибала вытянутое приземистое строение, тянулась между ним и обрывом. Никите показалось, будто там что-то мелькнуло. Он кубарем скатился вниз, подпрыгнул, побежал, услышал топот за спиной, тяжелое дыхание. – Товарищ майор, не стреляйте! Это я, Мухин! – А это я, Ковтун! Эх, горе-разведчики. – Мужики, чешите по тропе вдоль обрыва. А я проверю здание. Бойцы умчались за угол. Майор свернул правее, снова погрузился в море травы, брел по ней как по болоту. В этом здании, напоминающем ферму, когда-то находилось что-то административно-промышленное – конторы и производственный участок. У стены стояли остовы ржавой техники, валялись обломки тары. Никита влез в цех через окно, перебежал, включил фонарь, пригнулся, петлял между грудами какого-то хлама, кирпичей, никчемного железа. Глазницы окон темнели на противоположной стороне. Что заставило его сюда залезть? Интуиция решила подшутить? Тут прогремел выстрел. Никита повалился под какой-то помост, сгруппировался. Бухнули еще три выстрела, завыла стальная арматура. Попович высунул руку, тоже произвел два выстрела, хотя и не мог целиться. Летела грязь, цементная пыль, щепки от каких-то досок. А потом настала тишина. Майор продолжал сжимать рукоятку пистолета, схватился за штырь арматуры, подтянулся, всматривался до боли в глазах. У окна, выходящего на реку, высилась груда мусора. За ней и притаился Ольховский. – Не подвела вас интуиция, Никита Андреевич, – язвительно проговорил агент. – Я думал, что мимо пробежите. Но нет, своих архаровцев по тропе отправили. «Далеко они убежали, – прикинул Попович. – Выстрелы услышат, но быстро не вернутся». Он приподнялся, готовый падать. Но Ольховский не стрелял. – Патроны кончились, Игорь Николаевич? – Кто вам такое сказал? Плохо считали. Один еще есть. Он мог и блефовать. Никита не считал выстрелы, сделанные врагом. Лично у него остались два патрона. – Может, имя свое назовешь? – спросил он. – С какой стати? Я еще рассчитываю пожить и потрудиться на благо рейха. Думаю, сейчас мы с тобой расстанемся, Никита Андреевич. Не бежишь в атаку? Правильно, вот там и сиди. Скрипнул камень под ногой, похоже, Ольховский куда-то собрался. Эх, пару минут бы протянуть. – Что случилось с настоящим Ольховским? – спросил Никита. – Хороший был парень, – с деланой жалостью сообщил крот. – На вокзале в Колбино познакомились, он как раз ехал из Смоленска с новым назначением. Все документы при себе были. Поезд опаздывал, мы разговорились, пивка попили. Общительный был малый, словоохотливый. Историю свою печальную рассказал. Представь, майор, его физиономия в документах даже чем-то на мою походила. Я, собственно, поэтому к нему и подмазался. В общем, проехали мы с ним пару перегонов. Потом вышли подышать, когда поезд перед станцией притормозил. Думаю, ему сейчас неплохо под гнилой травой в овраге. – Это ты организовал нападение на меня с Меркушиной? – Не понравился ты мне, майор. А Меркушина все равно провалилась. Имелся у меня адресок. Там семья жила, отец и два сына. Явным сотрудничеством с нами они себя не очернили, но верными остались, ненавидели вашу гнилую большевистскую власть… Постой-ка, Никита Андреевич, – встрепенулся Ольховский. – Да ты никак мне зубы заговариваешь? Нет, так не пойдет. Не оставалось у этого демона никаких патронов. Он перевалился через подоконник и был таков. Только ноги мелькнули. Попович ахнул, запоздало выстрелил, бросился вперед. Он лез на груду какого-то дерьма, ранил кожу о гвозди, торчащие из досок. Агент катился вниз по склону, на тропу. Впрочем, этот подлец не ушел. Кто-то навалился на него, заломил руки, остервенело бил по наглой фашистской роже. Никита добрался до окна, свалился с подоконника и тоже прокатился по бурьяну. – Товарищ майор, это мы, – зазвенел в ушах знакомый голос. – Тетерин моя фамилия, помните еще? А это Дорофеев. Упомянутый товарищ завершил экзекуцию и начал процесс упаковки. Крот извивался, мычал, но Василий оседлал его, держал крепко. – Вы откуда, черти? – выдохнул Никита. – Почему так поздно? – Так за вами не угонишься, товарищ майор, – объяснил Борис. – Вы как Фигаро, летаете туда-сюда. Да и не стали мы комкать вашу приятную беседу с товарищем капитаном, ждали, пока вы закончите. По тропе в обратном направлении снова кто-то бежал. Бряцало оружие, разлеталась грязь. – Не стреляйте, товарищи, мы свои! – прокричал боец, возглавляющий кросс. – Я Мухин! – А я Ковтун! Никита схватился за живот, повалился в траву. Ему было нестерпимо больно, еще и крапива жалила как злой осиный рой. Но не смеяться было невозможно. Он сполз со стульев, придвинутых друг к дружке, добрел, держась за отбитые ребра, до стола, рухнул на третий стул. Телефон дребезжал и чуть не подпрыгивал. – Алло, – проговорил Никита ужасным хриплым голосом. – Тебя что, убили? – спросил полковник. – Пока нет, Виктор Ефремович, но я всю ночь репетировал. – Наслышан, – заявил непосредственный начальник. – Твой Тетерин уже давно доложил. – Сейчас утро, товарищ полковник? – спросил Попович. Мосин хмыкнул и ответил: – Не совсем. – Вот черт! – Ладно, не бери в голову, герой. Будем считать, что с заданием ты справился, едва не ухитрившись при этом пару раз загреметь под трибунал, – не преминул вставить шпильку полковник. – Дело закончено, после отдыха можете возвращаться в штаб дивизии. Меркушину не забудь прихватить. Хотя я уверен, что ты и так это сделаешь. Работы непочатый край. Дорого, майор, достается нам каждая победа, – посетовал полковник. – Очень даже. – Что с арестованными, товарищ полковник? – Ты еще помнишь, что собрал богатый урожай? Целый профессор, обожающий опыты над людьми. Бравый диверсант, штурмбаннфюрер СС; матерый разведчик абвера. Поют соловьи так, что заслушаешься. У них другого выхода нет, все равно клещами всю информацию вытянем. Что с Кольским? – Живой и злой, товарищ полковник. – Это хорошо, что живой и злой. Согласись, не с чего нам быть добрыми. Ладно, майор, досыпай. Через полчаса Никита, посвежевший, сравнительно чистый и опрятный, спустился в подвал. Он стоял с невозмутимым видом, пока охранник гремел ключами. Потом вошел в камеру, пригнулся, покосившись на мятый матрас. Неудобный жутко. На себе вчера испытал. |