Книга Тайны Торнвуда, страница 36 – Анна Ромеро

Спуск с холма позволил отвлечься. На пути между задыхающимся от лиан задним садом и тенистой дорожкой за домом я пришла в себя и мысленно поклялась, что скоро буду охлаждать свои усталые конечности под душем. Накачиваться кофеином, жевать на завтрак разогретую пиццу. Погружаться в нормальность, освобождаться от тревожащего осадка, оставшегося после моих снов.

Когда мы огибали дом, я краем глаза заметила что-то сине-зеленоватое – безупречно чистый «Валиант» Хоба был оазисом цвета среди выжженного солнцем бурого ландшафта. Даже моя любимая «Селика», стоявшая в нескольких метрах от него, выглядела по сравнению с ним запущенной.

Мы в молчании спустились по склону. Хоб больше не нервировал меня. Странно, с ним мне было спокойно, как с Кори.

Вдруг Хоб рванул вперед. Сначала я подумала, что он направляется к своей машине – возможно, он попрощался, а я так углубилась в свои мысли, что не услышала его. Но он пробрался сквозь траву к фиговому дереву и присел на корточки в тени раскидистой кроны, разглядывая что-то на земле.

Подойдя, я увидела всклокоченного белого птенца, который пронзительно пищал и бил своими короткими широкими крылышками.

– Вот бедняга. – Хоб поднял лицо к темным веткам фигового дерева. – Его, должно быть, выбросило из гнезда во время вчерашней бури. Или вороны постарались. Других птенцов не видно. Вероятно, ими поживились одичавшие кошки.

– А кто он?

– Птенец бубука… Очаровательный малыш, правда?

– Он выживет?

– Хищные птицы очень живучие. Но точно никогда не скажешь. По виду у него вроде бы ничего не сломано после падения из гнезда, но я не хочу рисковать.

Он выпрямился, сходил к «Валианту», достал из багажника картонную коробку и поспешил назад.

– Почему он открывает и закрывает клюв? – спросила я. – Ему больно?

Хоб поставил коробку рядом с маленькой птичкой.

– Есть хочет. Думаю, когда его как следует накормят, он будет здоров как бык.

Мне состояние птицы не понравилось. Ее мягкие, с коричневыми пестринами перышки были взъерошены, открытый клюв означал скорее физическую боль, нежели голод.

Хоб, похоже, не беспокоился. Он вытащил из коробки полотенце, накрыл им маленькую сову. Затем с бесконечной нежностью перенес птенца в коробку, из свертка выглядывало только круглое «лицо» с громадными золотистыми глазами.

– Что вы с ним сделаете? – поинтересовалась я.

– В обычных обстоятельствах я вернул бы его в гнездо. Но поскольку оно разрушено, мне придется несколько дней побыть мамашей. Свезу его к ветеринару для осмотра. Дома сооружу для него гнездо в коробке и буду держать в тепле и каждый час кормить. Посмотрим, съест ли он немного измельченного кузнечика, выпьет ли несколько капель воды.

– Судя по всему, вам уже приходилось это проделывать.

– Пожалуй. Раз или два. – Губы у него дрогнули. – Я помогаю местной организации по спасению живой природы, деточка.

Я улыбнулась.

– Бронвен очень захочет все об этом узнать.

Хоб, похоже, здорово обрадовался. Взяв коробку, он вышел из тени фигового дерева и стал спускаться по склону к «Валианту».

От травы исходил теплый запах. Когда мы добрались до машины Хоба, я притулилась в крохотной тени соседнего эвкалипта, пока Хоб ставил коробку на пассажирское сиденье и пристегивал.

– Мы с Герни вернемся через несколько часов, – сообщил он. – Я привезу стекла и деревянные обрезки. Герни может начать работу в саду сегодня же днем. Если все пойдет по плану, то где-то завтра мы закончим.

Он медлил, по-видимому не желая уезжать. Из коробки донесся слабый писк, и Хоб заглянул туда, поправил полотенце. Маленькая сова печально ухнула, затем замолкла.

– Надеюсь, он выживет, – сказала я из вежливости.

Хоб улыбнулся.

– Я привезу его сюда на выходных. Может, Бронвен захочет посмотреть, как я выпускаю его на волю.

– Конечно. У вас будет столько хлопот, – сказала я, – четыре новорожденных щенка, а теперь и птенец совы.

– Ну да, в резиденции Миллеров не соскучишься. – Он задумчиво посмотрел на меня. – Послушайте, Одри, привозите-ка Бронвен как-нибудь к нам в бунгало. Она выберет себе щенка, если ей какой-нибудь приглянется. Альма – отличная сторожевая собака, и мне будет приятно, если хотя бы один из ее помета попадет в хороший дом.

У нас никогда не было настоящего домашнего питомца – если не считать навозных червей и кучи жуков, бабочек и богомолов, которых Бронвен обычно приносила домой. Несколько лет назад она перестала клянчить у меня собаку, побежденная моими непреклонными отказами. Но мы приехали сюда ради нового начала, напомнила я себе; может, настало время сменить тактику?

– Она будет в восторге.

Сверкающий глаз Хоба радостно расширился в светотени.

– Правда, Одри? Она действительно будет в восторге?

Он снова посмотрел на дом и покачал головой, словно восхищаясь его видом.

Я и сама была немножко взбудоражена. Менее чем за час мое мнение о Хобе Миллере изменилось коренным образом. Кори была права, он, пожалуй, действительно сокровище. Интересно, как далеко я могу зайти в испытании наших только что возникших дружеских отношений?

– Хоб? Могу я вас кое о чем спросить?

Он все еще разглядывал поместье.

– О чем, деточка?

– Кто такая Айлиш?

Резко обернувшись, он уставился на меня. Брови нахмурены, а здоровый глаз мечет голубые молнии.

– Молодая Айлиш Лутц… Ну та, которую убил, как считали, Сэмюэл.

– Бабушка Тони?

– Совершенно верно.

Ветерок прошелестел по траве и закрутился вокруг моих лодыжек. Услышав, как Хоб озвучивает мои подозрения, я почувствовала тяжесть в груди, как будто в нее вложили камень. Айлиш любила Сэмюэла, из ее письма это ясно видно. Тогда как получилось, что он так грубо ее предал?

– Хотя он этого не делал, – услышала я свой голос, – ведь так?

Хоб наморщил лоб.

– Кто же точно знает, Одри, деточка? – ласково проговорил он. – В конце концов, старика признали невиновным в суде… Может, обвинения были не более чем кучей пустой болтовни.

– Вы не очень уверенно об этом говорите.

– Ну знаете…

– Что заставляет вас думать, что он был виновен, Хоб?

Он посмотрел на холм.

– Я был всего лишь крохой в сорок шестом, когда это случилось. Поэтому я знаю обо всем по слухам, вы же понимаете. Видите ли, Айлиш забеременела, и ни у кого не возникло сомнений, что отец – Сэмюэл. Они собирались пожениться, но потом Сэмюэла направили в Малайю. Он попал в плен в сорок втором, когда пал Сингапур, и к моменту возвращения в Мэгпай-Крик передумал на ней жениться.