
Онлайн книга «Нёкк»
– Большинство студентов настроены миролюбиво, – поясняет корреспондент. Он берет интервью у девушки с красивыми волосами, в мягком шерстяном свитере, которая уверяет, что все остальные студенты категорически не согласны со сторонниками крайних мер. – Мы всего лишь хотим учиться, получать хорошие отметки и поддерживать наших ребят за рубежом, – с улыбкой говорит она. Смена кадра: коридор, битком набитый студентами – бородатыми, длинноволосыми, неряшливыми. Они выкрикивают лозунги, играют музыку. – Боже мой, – произносит мама Фэй. – Ты только посмотри на них. Ну чисто бродяги. – Я ухожу, – сообщает Фэй. – А ведь когда-то наверняка были приличные мальчики, – не унимается мать. – Просто попали в плохую компанию. – Я иду на свидание. Мать наконец оборачивается и смотрит на Фэй. – Что ж. Отлично выглядишь. – К десяти вернусь. Фэй проходит через кухню, где отец отвинчивает крышку кофеварки. Он готовит кофе и бутерброды: ему сегодня в вечернюю смену. – Пока, пап, – говорит Фэй, и он ей машет. Отец в спецодежде, сером комбинезоне с логотипом “Кемстар” на груди – переплетенными буквами “К” и “С”. Фэй раньше шутила, что если “К” убрать, то папа будет похож на Супермена. Но они с отцом давно уже не шутят. Она открывает входную дверь, как вдруг отец ее окликает: – Фэй! – Что? – Меня на заводе спрашивали о тебе. Фэй застывает на пороге: одна нога дома, другая на крыльце. Она оборачивается и смотрит на отца. – Это еще почему? – Про стипендию, – поясняет отец, и крышка кофеварки со скрипом открывается. – Спрашивали, когда ты уедешь в университет. – А… – Я думал, мы с тобой договорились, что ты никому ничего не скажешь. Некоторое время они молчат: отец ложечкой выгребает кофейную гущу, Фэй вертит дверную ручку. – А чего мне стесняться? – наконец отвечает она. – Да, я поступила в университет и буду получать стипендию. Я же не… как это говорится? Не хвастаюсь? Отец оставляет в покое кофеварку, смотрит на Фэй, натянуто улыбается и прячет руки в карманы. – Фэй, – говорит он. – Я же просто… даже не знаю. Добилась, чего хотела. И ни капельки не хвастаюсь. – Добилась, чего хотела. Верно. А скажи: всем ли дают стипендию? – Нет, конечно. – Значит, ты молодец. Отличилась. – Мне же это не даром досталось: я старалась, училась на отлично. – То есть тебе нужно было стать лучше других. – Именно так. – Это гордыня, Фэй. Никто не лучше других. Все мы одинаковые. – Никакая это не гордыня! Это… жизнь. Я, а не какая-нибудь другая девушка, получила высшие баллы. Мне, а не кому-то другому, поставили отлично. Мне. Это объективный факт. – Помнишь, я тебе рассказывал про домового? Ниссе? – Да. – И про девочку, которая съела его кашу? Ее ведь наказали не за то, что она съела чужую кашу. А за то, что возомнила, будто этого достойна. – То есть ты считаешь, что я недостойна учиться в университете? Отец хмыкает, смотрит в потолок, качает головой. – Знаешь, у других отцов все просто. Они учат дочерей ценить тяжелый труд и ежедневный заработок. Отваживают неподходящих ухажеров и покупают многотомные словари. Ты же жалуешься, если книгу плохо перевели. – К чему ты клонишь? – Все и так считают, что ты важная цаца. Не нужно ехать в Чикаго, чтобы это доказать. – Я еду не за этим. – Поверь мне, Фэй, не стоит уезжать из дома: к добру это не приведет. Где родился, там и пригодился. – Ну ты же уехал. Ты перебрался из Норвегии сюда. – Поэтому я знаю, о чем говорю. – И ты считаешь, что ошибся? Жалеешь, что уехал? – Ты ничего не понимаешь. – Я этого достойна. – Как ты думаешь, что будет дальше? Неужели ты правда полагаешь, что, если усердно трудиться, жизнь тебе улыбнется? Ты считаешь, что мир тебе чем-то обязан? Он тебе ничего не даст. – Он оборачивается к кофейнику. – Даже если ты напишешь все контрольные на отлично или поедешь учиться в университет. Жизнь жестока. По дороге в аптеку Фэй думает о разговоре с отцом и злится на его цинизм. На то, что ее упрекнули за то, за что всегда хвалили: за прилежание. Ей кажется, будто ее обманули, пообещали что-то и не выполнили. Как хорошо, что сегодня вечером она увидит миссис Швингл: это не иначе как знак. Уж кто-кто, а она точно не обвинит Фэй в том, что она якобы возомнила о себе невесть что: ведь миссис Швингл постоянно хвалится, что побывала там-то и там-то, и восхищается любыми новомодными затеями элегантных дам с Восточного побережья. Если кто в городе и поймет чувства Фэй, так это миссис Швингл. Фэй приезжает в аптеку, подходит к прилавку и видит, что Гарольд Швингл с планшет-блокнотом пересчитывает баночки с аспирином. – Добрый вечер, доктор Швингл, – здоровается она. Тот бросает на нее долгий холодный взгляд. Швингл высокий, широкий, с аккуратным военным бобриком на голове. – Я за посылкой, – говорит Фэй. – Я так и понял. Он скрывается в подсобном помещении на целую вечность. В дребезжащих колонках играет вальс духовой оркестр. Автоматический освежитель воздуха с шипением испускает облачко, и несколько секунд спустя помещение окутывает густой, чересчур душистый, синтетический аромат сирени. В аптеке кроме них ни души. Лампы над головой мигают и жужжат. С прилавка на Фэй деревянно смотрят круглые значки в поддержку президентской избирательной кампании Ричарда Никсона. Доктор Швингл возвращается с запечатанным скрепками темно-коричневым бумажным пакетом. Ставит его – скорее, бросает – на прилавок рядом с собой, так, что Фэй не дотянуться. – Это для тебя? – спрашивает он. – Да, сэр. – А ты мне не врешь? Это точно для тебя, а не для кого-то другого? – Нет, что вы, сэр, это для меня. – Если это для кого-то другого, скажи прямо. Не ври. – Клянусь вам, доктор Швингл, это для меня. Он театрально вздыхает – с раздражением и, пожалуй, досадой. – Ты ведь хорошая девочка. Что случилось? – О чем вы? – Фэй, – говорит он. – Я знаю, что это такое. И считаю, что лучше не стоит. – Не стоит? |