Книга Месть графа, страница 19 – Барбара Картленд

Одного взгляда на девушку ему хватило, чтобы понять – это было именно то, что нужно.

Хотя Рания и не сознавала этого, в этом платье она выглядела неземной и эфемерной, что и отличало ее от остальных женщин Лондона.

Чарльз не стал говорить ничего, а лишь кивнул управляющей, которая выглянула в дверь, и та восторженно захлопала в ладоши.

Одно за другим он выбрал еще семь вечерних платьев, после чего они перешли к тем, кои следовало носить днем.

Рания узнала стоимость некоторых из тех платьев, которые он купил, и, в очередной раз войдя в будуар в симпатичном платье с маленькой шляпкой в тон, бегом пересекла комнату.

Она успела подбежать к Чарльзу еще до того, как в дверях появилась управляющая.

– Эти чудесные платья – ужасно дорогие, – прошептала она. – Пожалуйста, не покупайте больше ничего. Я уверена, что мы можем найти магазин, где они стоят дешевле.

Чарльз улыбнулся:

– Если бы вы решили участвовать в скачках на своей Стрекозе, вы надели бы на нее дешевую уздечку и неудобное седло?

– Я поняла, что вы хотите сказать, – рассмеялась девушка, – но в то же время я пытаюсь защитить вас от себя самого.

Чарльз ничего ей не ответил. Он лишь кивнул управляющей, и Рания удалилась в спальню, чтобы в очередной раз переодеться.

Наконец он заявил, что для начала этого достаточно, и Рания бессильно опустилась в кресло рядом с ним.

– Я так устала, как будто проскакала сотню миль на Стрекозе, – вздохнула она.

Чарльз хлопнул себя по лбу:

– Совсем забыл! Вам же понадобится костюм для верховой езды.

– Думаю, у этих женщин в магазинах ничего подходящего не найдется, – пробормотала она. – А если и найдется, то с какими-нибудь розочками по вороту, а сапоги наверняка будут сшиты из бархата!

Чарльз расхохотался:

– На самом деле все не так плохо, но костюм должен быть красивым и изящным, иначе Стрекозе станет стыдно за вас!

Он вышел в соседнюю комнату, чтобы переговорить с женщинами, паковавшими непроданные платья, а также еще три, которые нуждались в небольшой переделке.

Они сообщили Чарльзу, что Рания обладает столь стройной фигуркой, что их модельные платья сидят на ней так, словно были сшиты специально для нее.

Он заказал у них два костюма для верховой езды, по одному из каждого магазина, отчего обе управляющие пришли в полный восторг и с улыбками откланялись, чрезвычайно довольные столь успешной утренней распродажей.

Чарльз вернулся к Рании. Отдыхая, она забросила ноги на соседний стул.

– Я никогда не думала, что мода бывает такой утомительной! – серьезно произнесла она.

– А вы ведь только начали. Подождите, когда будете танцевать до трех часов утра на протяжении семи дней подряд, а потом, если потребуется, отправитесь со мной в семь утра на верховую прогулку на Роттен-роу.

– Теперь понимаю, что в своей прошлой жизни вы были погонщиком рабов. Если меня постигнет неудача и вы отправите меня обратно в деревню, то мне сложно представить себе, что вы станете делать со всеми этими роскошными платьями.

Она говорила безо всякой задней мысли, затем добавила:

– Полагаю, у вас найдется симпатичная подруга, которая с удовольствием согласится принять их.

И вновь голос ее прозвучал совершенно невинно и искренне.

Чарльз понял, что она даже не подозревает о том, как можно истолковать ее последние слова, и он без труда припомнил нескольких своих «симпатичных подруг», кои с превеликим удовольствием взяли бы себе столь богатые платья.

Но эту тему обсуждать с Ранией он не собирался.

Подошло время обеда, и они сошли вниз, чтобы насладиться еще одним пиршеством.

Они смеялись и спорили за каждым блюдом.

Первой дискуссию начала Рания, задавшись вопросом о том, какой век породил на свет самые красивые женские наряды.

Она явно отдавала предпочтение средневековым длинным рукавам и высоким прическам, тогда как Чарльз склонялся к платьям эпохи королевы Елизаветы с их женственностью и заманчивостью.

После этого разговор зашел о том, что носят мужчины, и Рания заявила, что современная мода представляется ей довольно скучной, а Чарльз упрямо возражал, что еще никогда мужские костюмы не выглядели изящнее.

– Я придерживаюсь той точки зрения, – сказал он, – что сейчас мужчины стали похожи на джентльменов, а вы не должны забывать о том, что наш хозяин сегодняшнего вечера известен как первый джентльмен Европы.

Рания непонимающе взглянула на него.

– И кто же… «наш хозяин сегодняшнего вечера»? – робко осведомилась она.

– О, разве я забыл сказать вам? – небрежным тоном отозвался Чарльз. – Его королевское высочество принц-регент пригласил нас на ужин.

– Я вам не верю! Вы смеетесь надо мной!

– Нет, это правда, Рания. Он всегда был очень добр ко мне, а когда я сообщил ему, что мы обручены и собираемся пожениться, он пожелал первым в Лондоне встретиться с вами.

Рания, потеряв дар речи, неотрывно смотрела на него широко открытыми глазами.

– Я прихватил с собой утренние газеты, которые лежат рядом со мной. Видите? Объявление о нашей помолвке разместила каждая из них, включая «Газетт».

Рания испуганно вскрикнула:

– Почему… вы ничего… не сказали мне?

– Я говорю вам об этом сейчас!

Раскрыв первую попавшуюся газету, она сразу же нашла колонку светской хроники.

Чарльз не отводил от нее глаз, когда она застыла у окна и волосы ее заискрились в лучах солнечного света.

Он надеялся, что Сильвер тоже читает ту же самую газету и сейчас чувствует себя так, словно ей отвесили хлесткую пощечину.

Для нее это наверняка станет шоком, а для многих – сюрпризом.

«Я поступил весьма умно, – сказал он себе. – Сильвер ничего не остается, как зализывать раны!»

Он запретил Рании выходить наружу через переднюю дверь, чтобы ее ненароком никто не увидел, и потому после обеда они направились в сад позади дома, где и уселись под деревьями.

Здесь находился украшенный орнаментом фонтан, из которого в небо била струя воды.

Рания, одетая в одно из своих новых платьев, остановилась рядом с фонтаном, глядя, как капельки воды превращаются в радугу.

«Она не только обладает прелестным личиком, – подумал Чарльз. – В каждом ее движении сквозит необыкновенная грация».

Чем-то неуловимым она вдруг напомнила ему статуи греческих богинь, которые он видел в Афинах.

«Без сомнения, она исключительна, – заключил он. – К тому же ее красота расцветает, словно по волшебству. Она стала куда привлекательнее, чем несколькими днями ранее».