Книга Ричард Длинные Руки. В западне, страница 40 – Гай Юлий Орловский

Она отшатнулась, лицо напряглось. Я ждал взрыва гнева, не может не разгневаться, но пересилила себя и произнесла почти ровным голосом:

– Вы настолько… солдат?

– Я не родился во дворце, – пояснил я. – Уже знаете, полевой вождь. У солдатского костра уж точно провел времени больше, чем на балах и маскарадах. Если скажу, что я девственник, даже вы не поверите.

Она произнесла с усилием:

– И все же рискну.

– Пригласить в свое гнездышко?

– Да…

– Почему?

Она гордо выпрямилась.

– Чтобы показать, как вы тяжко ошиблись, утверждая, что не позволю переступить порог своих апартаментов!

– А-а-а, – протянул я, – ну разве для того, чтобы ткнуть меня мордой… Тогда это относительно безопасно…

Она полуобернулась и сделала повелительный жест в сторону фрейлин. Те сразу замедлили шаг, начали отставать, а когда мы поднимались на второй этаж, шли уже как будто сами по себе.

В коридоре второго этажа у стен ярко одетые лакеи застыли, как деревянные изваяния. Принцесса подошла к богато отделанной серебром двери, двое слуг моментально распахнули, открылся роскошный и ярко освещенный зал.

Фрейлины остановились в коридоре, а я шагнул за принцессой в ее покои, но дверь оставил открытой, как того требуют приличия.

Огромное роскошное зеркало на полстены в круглой массивной раме из серебра и золота с вычурным орнаментом. В зале чистота и порядок, несмотря на дикое количество мебели, сундуков, столиков, ваз с цветами, и только зеркало больше чем на половину затянуто серой неопрятной паутиной с седыми свисающими космами пыли.

Она перехватила мой взгляд, грустно улыбнулась.

– Ах да, у вас на Севере таких нет?.. Ваше высочество, эту паутину не убрать. Раньше умели, а теперь все позабыто.

– А что тут трудного?

Она ответила с неловкостью за мою тупость:

– Ваше высочество, паутина с той стороны.

– А протереть с той стороны?

– Простите… но… с той стороны отражения.

– Ух ты, – сказал я. – Тогда это не просто зеркало? Может, портал?

– Простите, – что такое портал?

– Неважно, – сказал я великодушно. – В каждом королевстве свои названия. Или у вас более унифицировано?..

– Я не понимаю северного языка…

Я отмахнулся.

– Принцесса, а император знает, что я здесь… в ваших покоях?

Она на краткий миг запнулась, но я теперь такие моменты замечаю моментально, ответила очень искренним голосом:

– Нет, конечно, я и не думала вас приглашать… а потом как-то само…

– Ясно, – ответил я, хотя, конечно, совсем не ясно, пусть и говорит правду, но император с его колоссальным опытом общения с людьми мог заранее просчитать ее простенькие все еще детские желания и даже движения, так что лучше исходить из того, что знает. И, возможно, как-то даже косвенно сумел подсказать ей насчет того, чтобы попыталась меня заинтересовать.

Если клюну, он, понимая, что видит и мои подспудные мотивы, постарается просчитать, что делать дальше в интересах империи, исходя из моих телодвижений.

Она внимательно следила за моим лицом.

– Что-то случилось, ваше высочество?

– Хуже, ваше высочество, – заметил я. – А как было просто, когда на «ты»! Когда я был всего лишь только вором, которого вы потом подняли до главаря банды…

Она виновато улыбнулась, даже чуть присела в полупоклоне.

– Прошу прощения, ваше высочество. Даже, ваше величество, как вас там у себя зовут. Но вы в самом деле необычны…

– В вашем мире, – уточнил я. – А в моем таких, как я, больше, чем гусей в богатой усадьбе.

– Не верю, – возразила она. – Вы человек необычный!

Я спросил с иронией:

– И не страшно пригласить такого вот, вожака разбойников, в свою спальню?

Ее щеки чуть заалели, бросила беспомощный взгляд в сторону дальней стены, близь которой раскинулось роскошное ложе под высоким балдахином из голубой ткани.

– Здесь не спальня!

– Когда такие мелочи останавливали солдат, – заявил я нагло. – Ладно, вашу спальню осматривать не буду, и не просите, и не уговаривайте…

Она бросила на меня озадаченный взгляд, а я сел за стол. Принцесса молчит, а пошел с козырного туза, что так впечатляет женщин: создал изящнейшие фужеры из безумного тонкого стекла и украшенного рисунками из золота, а сверху двумя полосками, а то не заметишь края и хряпнешься зубами.

Она затаила дыхание, хотя уже видела, как я делал в прошлый раз, когда вломился к Джонатану Кавендишу, королевскому магу второго допуска.

Я наполнил фужеры шампанским, расставил по столешнице нежнейшие пирожные, восточные сладости и прочую хрень, на которую так падки женщины, да и мы тоже, хоть и не выказываем вида.

– Перед тем, – сказал я, – как потащите меня в койку, нужно перекусить, потом будет некогда. Что, вам не нравится шампанское?

Она осторожно взяла фужер, пригубила чуть, пузырьки стремительно поднимаются со дна и стенок наверх, такие же блестящие, как глаза принцессы, подпрыгивают, красиво лопаясь и брызгая мельчайшими капельками ей на нос.

– Оно красивое, – ответила она зачарованно.

– Женский ответ, – заметил я.

– А какой мужской?

– Наверное, – ответил я, – насчет недостаточной крепости… Лопайте пирожные. А то ваш дед скажет, что спаиваю малолетку в гнусных целях совращения несовершеннолетней.

Ее щеки заалели сильнее, но удержалась от ответа, и только когда справилась с первым пирожным, проговорила прежним детским голоском:

– Он не дед… Дед – это дряхлый старик, а он сильный, отважный и мудрый император.

– А что насчет отца? – перебил я. – Я варвар, да еще северный, что всем варварам варвар, мне спрашивать можно все, я по натуре бестактен, грубый и любопытный, что прикрываю любознательностью.

Ее взгляд потускнел, даже голову опустила, из груди вырвался легкий вздох.

– Он в изгнании, – ответила едва слышно. – Дурные люди подбили на попытку захвата власти. Дескать, отец уже стар, а он молод и силен, готов править мудро.

– Понятно, – сказал я. – Парижские тайны мадридского двора, это сплошь да рядом в вашем развращенном мире… Вот эти пирожные подсластят горечь, а глоток вина заставит ее забыть вовсе.

Она машинально взяла другой фужер с темно-красным вином, взглянула в удивлении.

– Мне такое пить еще не разрешают!

– Тогда не пейте, – ответил я мирно. – Старших нужно слушаться.

На ее милом личике отразилось колебание, то ли не пить, то ли заявить, что уже взрослая, но осторожность пересилила, сказала рассудительно: