Книга Тяжелые бои на Восточном фронте, страница 28 – Эрвин Бартман

Постоянно удрученное выражение на лице хозяина гостиницы выдавало неприязнь, которую ему доставляло наше присутствие, но, видимо втайне надеясь, что мы скоро уедем, он никогда не жаловался, а мы старались поменьше мозолить ему глаза. Вскоре нам подвезли двухъярусные кровати и шкафчики, которые мы установили у себя в комнате, чем еще более омрачили его настроение. Как и в казармах в Лихтерфельде, каждый шкафчик был предназначен для двоих, что еще раз служило подтверждением взаимного доверия, которое соблюдалось и на поле боя. Мы расставили все в комнате так, чтобы оставить свободной торцевую стену. И тогда один из наших товарищей, неплохо владевший кистью, нарисовал там огромного орла со свастикой в когтях – наподобие того, что был вышит у нас на рукавах. Эта картина вызвала неодобрительное ворчание хозяина гостиницы, ну а мы стали чувствовать себя здесь как дома.

Настроение владельца гостиницы еще больше ухудшилось, когда мы приветствовали новобранцев. Среди них были Гейнц Эллере и Гейнц Кёниг, а также Варнике и Брудер. Последнему предстояло стать нашим водителем. Это были ребята, которых мы от души хотели назвать своими товарищами: высокие и крепкие. Но был среди новобранцев один парень, который совсем не вписывался в эти стандарты.

– Ты, должно быть, не туда попал, дружок, – заметил Борис.

Новичок посмотрел на него и прищурился:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Это ведь «Лейбштандарт», дурья голова, – сказал Борис тоном, предполагающим, что дальнейшие объяснения не нужны.

– О чем это ты? – не унимался новичок.

– Ну, хорошо, – хмыкнул Борис. – Ты – как бы это помягче выразиться? Гм. Маленький, вот!

– Зепп Дитрих не намного выше меня, – с негодованием выпалил новобранец.

– Ну, ты даешь! Едва ли стоит сравнивать себя с ним, – парировал Борис, заняв агрессивную стойку и повернув к новобранцу свой квадратный подбородок.

Не желая начинать знакомство со ссоры, я решил перейти на более дружелюбный тон:

– Как тебя зовут?

– Хойе, – неохотно ответил новичок.

Лицо Бориса, раздраженного высокомерием новобранца-коротышки, побагровело.

– Хойе… Я, кажется, что-то слышал о человеке с таким именем. Или я ошибаюсь?

– Не знаю. Но мой отец – профессор в университете Штутгарта.

– Ах да, человек со связями, – проговорил Борис, медленно качая головой.

Как только первые волнения улеглись, вновь прибывшие начали потихоньку смешиваться с остальным отделением управления ротой. Хотя большую часть дня занимали тренировки и караульная служба, утренняя поверка проводилась позже, чем обычно, иногда даже в 8:00. В хорошую погоду мы привыкли ужинать – обычно это были какие-то бутерброды – раздетыми по пояс за длинным деревянным столом для пикников. Стол располагался под большим деревом. Однажды безоблачным вечером мы обсуждали, нужно ли заполнять бланки, выданные нам ранее в тот же день. Подписание такого бланка освободило бы нас от членства в церкви, а заодно и от уплаты церковного налога – небольшой суммы, вычитаемой от нашего жалованья и поступающей на содержание церквей в Германии. Хотя я верил – и верю до сих пор – в Создателя Вселенной, я решил тогда, что деньгам все же лучше оставаться в моем собственном кармане, нежели в церковной казне, и подписал бланк заявления. А все католики в нашем подразделении отказались подписывать, решив сохранить преданность своей церкви.

Когда солнце скрылось за деревьями, растущими вдоль соседнего шоссе, тема нашей беседы перешла на девушек – тех, которых мы видели на улицах или в магазинах, но которые, как всегда, были нам недоступны. Справа от меня сидел Гейнц Эллере, а за ним – Ферч, самый симпатичный солдат в нашем подразделении, если не во всей 4-й роте.

– Говорю же тебе, – сказал Эллере, поворачиваясь к Ферчу, – они пялились прямо на меня – прямо в глаза – и, по сути, просили меня поговорить с ними.

Я взъерошил ему волосы.

– Кто бы сомневался! Это ведь наш блондин Вениамин, покоритель юных сердец!

Поскольку Гейнц Эллере был самым юным среди нас, я дал ему прозвище Вениамин – по имени самого молодого из двенадцати сыновей библейского Иосифа.

Подъехал легковой автомобиль. Мы не видели его из-за забора, который огораживал местный сад. Хлопнули две дверцы. Ленивый металлический скрип ржавых ворот, ведущих во двор, машинально привлек наше внимание. Мы насторожились. К нам, убрав руки за спину, направлялся незнакомый офицер. Его сопровождал унтерштурмфюрер из нашего батальона.

– Офицера я видел раньше, – прошептал я Гейнцу Эллерсу. – В штабе роты. Это штурмбаннфюрер из Берлина.

– А что ему от нас нужно?

Мы притихли, увидев, что двое офицеров уже решительно направляются к нам. Листья деревьев весело шелестели, обдуваемые теплым ветерком.

– Штурмбаннфюрер Линге ищет солдат себе в помощь, – объявил унтершарфюрер.

Линге одного за другим смерил нас взглядом. Поразмыслив секунду, он коротко кивнул в сторону Ферча:

– Как вас зовут?

Ферч напрягся.

– Шутце Ферч, штурмбаннфюрер!

– Выйдите из-за стола, чтобы штурмбаннфюрер Линге мог получше вас рассмотреть, – приказал унтерштурмфюрер.

Ферч, покраснев, выскочил из-за стола и промаршировал к двум офицерам.

Линге смерил Ферча с головы до ног, а потом коротко кивнул, повернулся к воротам и отправился к поджидавшему его автомобилю.

Я хлопнул Ферча по плечу.

– Ты счастливчик! Знаешь, кто это такой? – спросил я у него.

Ферч озадаченно покачал головой.

– Линге – главный камердинер Гитлера. До того как ты успеешь сказать «Bon jour», ты уже вернешься в Берлин, в рейхсканцелярию!

Несколько дней спустя Ферчу приказали собрать вещи и явиться в штаб батальона. В тот день я видел его в последний раз.

В середине августа 1942 года союзники высадили десант в Дьепе, приблизительно в 100 километрах к северу. Мы подготовились к бою и выехали из нашей уютной квартиры над рестораном. К счастью для нас, эта высадка превратилась для союзников в сущую катастрофу. Они попытались захватить плацдармы в нескольких местах вдоль побережья, но их танки завязли в прибрежной гальке. Только одному танку удалось забраться на эспланаду, а наша артиллерия потопила один из их военных кораблей. Понеся большие потери, оставшиеся в живых – главным образом канадцы – были взяты в плен частями вермахта ^[25]. Мы были в восторге: уже во второй раз немецкие войска легко отразили наступление противника на французское побережье.