Онлайн книга «Мертвые Игры. Книга 3. О темных лордах и магии крови»
|
Начала с первого: — Я совершила ужасную глупость. Мертвая леди прокомментировала это, сделав вид, что отпила глоток из стакана, то есть она с моим заявлением была полностью согласна. — Не знаю, что делать, — продолжила я. Леди чуть подалась вперед, демонстрируя готовность внимательно слушать. Но я лично не нашлась, что сказать, и принялась медленно пить воду, глоток за глотком, и только после тихо призналась: — Я запуталась. И после этих слов как-то разом навалилась усталость, и я не смогла больше ничего сказать. Мы посидели в тишине склепа, а затем холодные пальцы давно умершей прикоснулись к моей ладони, и, едва я взглянула на привлекшую мое внимание леди и увидела ее вопросительный встревоженный взгляд, решилась: — У меня появилась новая магия. Леди кивнула и одними губами ответила: «Я чувствую». Удивительно, обычно она молчит или рисует в ответ, сейчас ответила. Улыбнувшись, я тихо продолжила: — Это магия крови… Мертвая леди странно посмотрела на меня, затем отрицательно покачала головой. — Нет? — удивилась я. Леди подтвердила кивком. — А что тогда?! Она изобразила вздох и прошептала одними губами: «Смерть». Выглядело жутковато, но непонятно. — Смерть идет за мной? — уточнила я. Леди посмотрела на меня очень странно, вздохнула, уже несколько раздраженно, показала на мою руку и повторила все так же одними губами: «Смерть». — Смерть хочет мои руки? — Дурацкий вопрос, но ничего иного в голову не пришло, да и слишком памятны были события с Культяпкой, когда нам пришлось искать ему новые руки. Мертвая леди изобразила скорбно-раздраженный вздох, протянула ладонь, коснувшись длинным ногтем моей вены, и повторно сказала: «Смерть!» Я посмотрела на свою вену — выглядела та вполне живой, а условно-синеватый цвет, в принципе, не был отклонением от нормы. Недоуменно взглянула на мертвую леди и поняла, что только воспитание удерживает ее от желания стукнуть меня чем-то потяжелее. Мы посидели, помолчали, а затем мертвая леди вдруг поднялась, посмотрела на меня, убеждаясь, что все мое внимание принадлежит ей, и закружилась, раскинув руки, словно хотела указать мне на все вокруг. Указав, остановилась и вновь одними губами произнесла фразу, которую я, кажется, поняла неверно: «Смерть может обратить все вспять!» Или это было что-то вроде: «Да ты все равно ничего не поймешь опять». Я уже ни в чем не была уверена. И поэтому, когда мертвая леди вопросительно посмотрела на меня, я опустила глаза. Она вернулась, рухнула на скамью, одарила меня мрачным взглядом, после встала, сходила за прутиком, вернулась и, сев на самый краешек скамьи, начала писать: «Неизбежное всегда происходит». И посмотрела на меня. Я — недоуменно — на нее. Она посидела, подумала, потом затерла надпись ногой и написала: «Тебя спасет любовь». Прочитав это, была вынуждена честно признаться: — И вот с этим у меня тоже возникли проблемы. Мертвая леди придвинулась ближе, готовая ловить каждое мое слово, но слов не было. Я просто не знала, что сказать. Перед глазами, как наяву, проносились воспоминания о Рике, как мы вместе сидим за партой на лекциях, украдкой обмениваясь взглядами, как он помогает мне собирать учебники и мои неизменные отточенные карандаши, когда переходим в другую аудиторию, как мы вместе обедаем или ужинаем, как идем, держась за руки, когда он провожает меня в мое общежитие… Я была счастлива с ним. По-настоящему счастлива. Мне было просто хорошо, светло, радостно и тепло, я просыпалась утром с радостной мыслью, что сейчас увижу Рика, который стоит и ждет меня внизу у крыльца… Рика у меня отобрали. Демонстративно, решительно, безжалостно. «Тарна я не потерплю»… Когда с ресниц сорвались слезы, я просто налила себе еще воды и принялась пить маленькими глотками. Идут годы, я взрослею, а пришедшее еще в детстве понимание, что теряю всех, к кому привязалась, становится лишь сильнее. — И в то же время есть Норт, — прошептала я почему-то вслух. Свое отношение к Норту я не могла объяснить даже самой себе. Но каким-то странным образом лорд Дастел Веридан из врага, угрозы и шантажиста стал близким другом, человеком, о котором я беспокоилась, тем, о ком невольно начала заботиться и чьи чувства старалась беречь. И вот с чего бы, да? Я не знала. — И я боюсь. — Это тоже произнесла вслух. Произнесла и лишь потом осознала, насколько действительно боюсь. Боюсь его потерять. Как теряла до этого всех, абсолютно всех, кто был дорог. И Эль-таимы… Я могла сколько угодно оправдываться перед самой собой, что сделала артефакты из-за того, что парни возьмут Гобби в финал Королевских мертвых игр, а на самом деле — боялась. Дико, безумно боялась, что однажды Норт, Эдвин или Дан будут умирать у меня на руках, как когда-то мама, как дядя Тадор. И наверное, я именно поэтому легко смирилась с тем, что ректор перевел Рика в другое учебное заведение, забрав от меня подальше — теперь я могу хотя бы за него не переживать… Мертвая леди молча протянула руку и коснулась моей ладони… только тогда я поняла, что плачу. Давно и безмолвно, просто слезы текут и текут по щекам. — Любовь меня не спасет, — сказала, вытирая лицо рукавом. «Спасет», — возразила, беззвучно прошептав, мертвая леди. — Нет, — я горько улыбнулась, — вы просто не знаете, но все… все, кого я любила, сейчас мертвы. Папа, мама, дядя Тадор… Отчим как-то сказал, что я приношу несчастья, поэтому никогда не давал мне видеться с братьями. Она хотела было возразить, указала на себя, мол, она же рядом и с ней все хорошо… но опустила руку, осознав, что да, она тоже мертва. Картина вырисовывалась нерадостная. Некоторое время после мы сидели молча, я — попивая воду, она — делая вид, что составляет мне компанию. Все это время я искренне пыталась думать о новой магии, о предупреждении лорда Гаэр-аша, о том, что может принести мое обращение к заложенному в кровь резерву… но не выходило. Я, привыкший к рациональному мышлению артефактор, постоянно скатывалась мыслями к чувствам… своим чувствам, которые даже мне самой по факту были не нужны. Лорд Гаэр-аш очень правильно их охарактеризовал — никому не нужные чувства. Вообще никому. Ни мне, ни Норту. А что касается лорда Гаэр-аша — у него они и так пройдут. Эта страсть изначально являлась какой-то противоестественной, рада, что теперь и он сам это понял. Еще бы понять, кто конкретно «он сам»… И я вдруг только сейчас подумала о том, что означал их диалог: «Контроль полный?» «Абсолютный». «Мне жаль». Норт произнес это «жаль» искренне. С нескрываемым сочувствием. Как сказал бы умирающему, которого уже невозможно спасти. О чем они говорили? Неужели с ректором произойдет что-то еще более жуткое, чем уже случилось? Хотелось бы верить, что нет, но… слова Норта. |