Онлайн книга «С любовью, Лара Джин»
|
Тем временем все листают песенники, выбирая, какую песню поставить. Правило вечера – только музыка девяностых. Гости разогреваются не сразу, но потом напитки начинают литься рекой, и люди выкрикивают номера песен для очереди. Следующей идет Мишель, подруга Трины. Она мурлычет: – Были времена, когда у меня было разбито сердце… – Мне нравится эта песня, – говорю я. – Кто ее поет? Кристен снисходительно гладит меня по голове. – Aerosmith, малышка. Aerosmith. Spice Girls они поют все вместе. Мы с Марго поем «Wonderwall» группы Oasis. Сев на место, я с трудом перевожу дыхание. Кендра двигается в такт песни, покачивая бокалом для мартини в воздухе. Напиток в нем кислотно-зеленого цвета. – Что ты пьешь, Кендра? – спрашиваю я. – Яблочный мартини. – Звучит аппетитно. Можно попробовать? – Да, сделай глоток! Он такой фруктовый, что алкоголь не чувствуешь. Я делаю маленький глоточек, как колибри. Сладко. На вкус как «Джолли Ранчер» [47]. Закончив свой номер, Кристен и Трина падают на диван рядом со мной, а Кендра выскакивает петь Бритни Спирс. Кристен тянет: – Я просто хочу, чтобы мы оставались близкими подругами, понимаешь? Не становись скучной. Не становись вдруг мамашей, ладно? То есть я понимаю, что ты должна быть мамой, но не будь мамашей. – Я не стану мамашей, – успокаивает ее Трина. – Я никогда не смогу стать мамашей. – Ты должна пообещать, что будешь все равно приходить на винно-расслабительные четверги. – Обещаю. Кристен всхлипывает. – Я так тебя люблю, подруга. У Трины тоже слезы на глазах. – И я тебя люблю. Мартини Кендры стоит на столе один-одинешенек. Пока никто не видит, я делаю еще глоток, потому что он такой вкусный. А потом еще один. К тому времени, когда меня замечает Трина, я опустошила бокал. Она приподнимает брови. – По-моему, кто-то чересчур повеселился на Пляжной неделе. – Там я почти ни глоточка не выпила, Трина! – протестую я. Трина выглядит тревожной. – Марго, твоя сестра пьяна? Я вскидываю руки. – Нет, нет, я совсем не пьяная! Марго садится рядом и заглядывает мне в глаза. – Она пьяна. Я в жизни не была пьяной. А теперь пьяная? Я очень расслаблена. Вот как ощущается опьянение – словно у тебя все конечности свободные и мягкие? – Твой папа меня убьет, – стонет Трина. – Они только что отвезли Китти домой и вот-вот приедут сюда. Лара Джин, выпей много воды. Весь стакан. Я принесу еще кувшин. Она возвращается через несколько минут с мальчишником в полном составе. Мне достается предупреждающий взгляд. «Не выдавай себя», – говорит она одними губами. Я показываю ей два поднятых вверх пальца, а потом вскакиваю и обнимаю Питера. – Питер! – я перекрикиваю музыку. Он так симпатично выглядит в рубашке и галстуке. Такой милый, просто до слез. Я зарываюсь лицом ему в шею, как белка. – Я так по тебе скучала. Питер всматривается мне в лицо. – Ты пьяная? – Нет, я выпила всего пару глоточков. Пару бокалов. – Трина тебе разрешила? – Нет, – хихикаю я. – Я отпивала у других. – Лучше увести тебя отсюда, пока папа не увидел. – Питер оглядывается по сторонам. Папа листает песенник вместе с Марго, которая взглядом приказывает: «Соберись». – То, чего он не знает, никому не повредит. – Пойдем выйдем на парковку, ты подышишь воздухом, – говорит Питер, приобнимая меня и выводя за дверь. Я слегка пошатываюсь. Питер пытается не улыбаться. – Ты пьяная. – Наверное, я легко пью. – Легко пьянеешь. – Он щиплет меня за щеку. – Да, легко пью, то есть пьянею. Почему это так смешно? Я не могу перестать смеяться. Но потом замечаю, с какой нежностью он на меня смотрит, и перестаю. Смеяться больше не хочется. Хочется плакать. Он организовал мальчишник для моего папы. Он так меня любит. Я должна любить его так же сильно в ответ. До сих пор я не знала, что сделаю, но теперь знаю. – Я хочу тебе кое-что сказать. – Я внезапно выпрямляюсь и нечаянно стукаю его в ключицу, так что он закашливается. – Извини. Вот что я хочу сказать. Я хочу, чтобы ты делал то, что должен, и хочу сама делать то, что должна. У него на губах полуулыбка. Покачивая головой, он спрашивает: – О чем ты, Кави? – Я о том, что… я думаю, что нам нельзя быть в отношениях на расстоянии. Его улыбка тает. – Что? – Я думаю, что тебе нужно учиться в Вирджинии, играть в лакросс, а мне надо заниматься своими делами в Северной Каролине, и если мы попытаемся остаться вместе, то все развалится. Так что нам нельзя. Просто нельзя. Он моргает, и его лицо становится совсем неподвижным. – Ты не хочешь оставаться вместе? Я мотаю головой. От выражения боли на его лице я трезвею. – Я хочу, чтобы ты занимался тем, чем должен, а не делал что-то ради меня. Ты много работал ради того, чтобы попасть в университет Вирджинии, Питер. Там ты и должен быть. А не в Северной Каролине. Его лицо сереет. – Ты разговаривала с моей мамой? – Да. То есть нет… У него дергается мускул на щеке. – Понятно. Больше ничего не говори. – Постой, Питер, послушай… – Нет, я все понял. К твоему сведению, я упомянул Северную Каролину как маловероятный вариант. Ничего определенного. Всего один раз сказал. Но если ты не хочешь, чтобы я перевелся, – ладно. – Он уходит прочь, и я хватаю его за руку. – Питер, я не это имею в виду! Но если ты переведешься, если откажешься от всего, ради чего работал, то в конце концов будешь считать меня виноватой. Он резко говорит: – Хватит, Лара Джин. Я давно все понял. Ты со мной прощаешься с тех пор, как решила учиться в Северной Каролине. Я роняю руку. – О чем ты? – Этот твой альбом, например. Ты сказала, что это на память о нас. Зачем мне напоминание, Лара Джин? – Я не это имела в виду! Я много месяцев над ним работала. Ты винишь меня, хотя сам же меня все время отталкиваешь. С самой Пляжной недели! |