Книга Охота на Джека-потрошителя, страница 16 – Керри Манискалко

– Вы рады, что вашего отца не будет дома.

Томас не задавал вопрос, он просто заявил мне о том, что я чувствую, с такой уверенностью, на которую никто не имеет права. Игнорируя его, я просматривала записи, которые дядя набросал рядом с каждой сценой преступления. Что-нибудь должно бросаться в глаза.

Если бы мне удалось обнаружить это до возвращения дяди из Скотленд-Ярда…

– У вас с ним плохие отношения, вероятно, уже несколько лет, – он помолчал, глядя на мои пальцы, которые теребили кольцо моей матери.

Это был бриллиант в форме груши – ее камень по дате рождения – и одна из немногих принадлежавших ей вещей, которые отец разрешил мне оставить у себя. Или, мне следует сказать, одна из немногих ее вещей, с которыми он смог расстаться. Отец отличался сентиментальностью.

Пока я росла, мне всегда хотелось, чтобы мой день рождения тоже был в апреле. Бриллианты служили воплощением того, какой я надеялась стать: красивой, но обладающей несравненной прочностью. В каком-то смысле я больше походила на «бриллиант Херкимера» ^[2], внешне напоминающий настоящий алмаз, но не совсем такой же.

Губы Томаса тронула грустная улыбка.

– А, понимаю. Вы с ним в плохих отношениях после смерти вашей матери, – его улыбка угасла, голос стал тише. – Скажите мне, вам было… трудно? Он просил вашего дядю вылечить ее с помощью науки?

Я встала так резко, что мой стул упал на пол с грохотом, способным разбудить мертвого, если бы таковой находился в лаборатории.

– Не говорите о том, о чем понятия не имеете!

Я сжала кулаки, чтобы сдержаться и не накинуться на него. Его маска равнодушия сменилась выражением искреннего сожаления. Через несколько секунд я спокойно спросила:

– Откуда вы узнали об этих интимных подробностях моей жизни? Вы расспрашивали дядю, специально, чтобы причинить мне боль?

– Мне кажется… вы должны понимать, как сильно… – Томас покачал головой. – В мои намерения не входило причинять вам боль. Я прошу прощения, мисс Уодсворт. Я подумал, что, возможно, я мог бы… – он пожал плечами и умолк, оставив меня в сомнениях насчет того, что он мог бы сделать, затронув такую ужасную тему.

Я глубоко вздохнула. Любопытство побеждало во мне гнев.

– Ладно. Я вас прощу на этот раз. – я подняла палец в ответ на надежду, отразившуюся на его лице. – Только если вы мне скажете правду, откуда вы это узнали.

– Думаю, с этим я справлюсь. Это было очень легко. – Он протащил стул вокруг стола и поставил его на том расстоянии от меня, которое в благовоспитанном обществе считается пристойным. – Вам просто нужно отточить ваши способности к дедукции, Уодсворт. Смотрите на очевидное и двигайтесь вперед от него. Большинство людей не обращает внимания на то, что находится у них прямо перед глазами. Они думают, что видят все, но часто видят лишь то, что хотят. Именно поэтому вы так долго не замечали пристрастия отца к опиуму.

Он похлопал себя по нагрудным карманам и по карманам штанов и нахмурился, когда его поиски оказались безрезультатными.

– Это сводится к математическим уравнениям и формулам. Если улика – это «у», а вопрос – «в», тогда чему равно «о», ответ на ваш вопрос? Просто смотрите на то, что у вас перед глазами, и сложите все вместе.

Я сдвинула брови.

– Вы говорите, что вычислили все это, просто наблюдая за мной? Простите, если мне в это очень трудно поверить. Нельзя применять математические формулы к людям, Кресуэлл. Не существует уравнения для человеческих эмоций, в них слишком много переменных.

– Это правда. У меня нет формулы, но я умею делать выводы из некоторых… эмоций, которые я чувствую вблизи от вас.

Его лицо снова осветила живая искра. Откинувшись назад, он скрестил руки на груди и ухмыльнулся при виде моего яркого румянца.

– Как бы то ни было, наверху, когда ваш брат сказал, что отца не будет дома, вы улыбнулись, потом сразу же нахмурились; это наводит на мысль, что вы скрываете свой восторг от того, что вас оставили в покое на несколько недель. Вы не хотите выглядеть бесчувственным чудовищем, особенно учитывая то, что ваш бедный отец болен.

– Как вы это увидели? – спросила я и прищурилась. – Вы в тот момент уже вышли из комнаты.

Томас не дал ответа на этот вопрос, но на его лице промелькнула усмешка и исчезла, поэтому я поняла, что он тогда меня услышал. Этот негодяй подслушивал.

– Далее, когда я упомянул о ваших плохих отношениях, – продолжал он, – вы бросили быстрый взгляд на то кольцо, которое рассеянно вертели вокруг пальца. Судя по стилю и размеру, я сделал вывод, что это изначально не ваше кольцо.

Он снова сделал паузу и еще раз проверил свои карманы. Я не имела ни малейшего представления, что он ищет, но его возбуждение росло. Он рывком вынул руки.

– Напрашивается вопрос: чье это было кольцо? Учитывая его несколько старомодный вид, нетрудно догадаться, что оно принадлежало женщине, по возрасту годящейся вам в матери, – произнес он. – Поскольку вы бродите по городу поздно ночью и проводите много времени в лаборатории, несложно прийти к выводу, что ваша мать умерла, а ваш отец не знает о вашем местонахождении.

Томас прикусил губу; казалось, он не знал, что сказать дальше. Теперь я поняла, как работает его мозг. Холодная отстраненность служила ему переключателем, он включал ее, когда обдумывал какую-то проблему. Я приготовилась к чему-то неприятному и махнула ему рукой:

– Продолжайте. Выкладывайте все.

Он пристально посмотрел мне в лицо, стараясь определить степень моей искренности.

– Какой отец не знает, где находится его дочь? Такой, у которого не самые лучшие отношения с вышеупомянутой дочерью, потому что он, вероятно, слишком поглощен своим горем или пагубным пристрастием, и его это не волнует.

Томас подался вперед, в его глазах зажглась заинтересованность, а может быть, даже уважение.

– Как могла такая юная женщина, как вы, увлечься этими мрачными событиями? Только став свидетельницей научного акта отчаяния, имеющего целью спасти жизнь. Где вы могли соприкоснуться с этим, вот что мне интересно?

Он нарочито обвел взглядом комнату, чтобы я лучше его поняла.

– Понимаете? Все ответы, которые я искал, были вполне очевидны. Я не знал до этого момента, что ваш дядя причастен к смерти… – его голос замер, он понял, что приближается к опасной теме. – В любом случае, вы просто должны знать, где искать ответы на ваши вопросы. Простая математическая формула, примененная к хомо сапиенс. И смотрите! Наука снова одерживает верх над природой. Не нужно никаких эмоций.

– Только вы ошибаетесь, – прошептала я, потрясенная уровнем его точности. – Без людей и природы нет науки.

– Я не совсем это имел в виду, Уодсворт. Я говорю о попытке разгадать загадку или раскрыть преступление. В этом эмоции не играют никакой роли. Они слишком беспорядочны и сложны, – он поставил локти на колени и смотрел прямо мне в глаза. – Но они полезны в других ситуациях, я полагаю. Например, я пока не придумал формулу для любви или романтики. Возможно, скоро я ее узнаю.