Онлайн книга «Квинтет времени. Книге 2. Ветер на пороге»
|
– Так что, меня, значит, тоже все имена звезд выучить заставят? – ужаснулась Мег. – Галактика великая, нет, конечно! – Ну а что же мне делать-то придется? Прогиноскес помахал несколькими крыльями. На этот раз Мег догадалась, что это его способ пожимать плечами. – Ну хорошо, – сказала она. – Предположим, я этот самый Именователь. И что это значит? Что они делают, Именователи эти? Крылья сошлись вместе, глаза начали закрываться по одному и сразу по несколько, пока наконец не закрылись все до единого. Тонкие струйки похожего на туман дыма поднялись над херувимом и заклубились вокруг него. – Когда я заучивал имена звезд, смысл был отчасти в том, чтобы помочь каждой из них стать именно той единственной звездой, какой ей предназначено быть. В общем-то, это и есть работа Именователя. Может быть, тебе предназначено помогать землянам становиться более человечными. – Да? Ну и как это понимать? Мег плюхнулась на валун рядом с херувимом. Она почему-то больше не боялась ни его свирепости, ни его размеров, ни языков пламени. Он спросил: – Какие чувства я тебе внушаю? Мег замялась. Ей не хотелось быть невежливой. Она совсем забыла, что херувиму, как и Чарльзу Уоллесу, только в куда большей степени, нет надобности слышать ее слова, чтобы знать, что она думает. Но она все-таки честно ответила: – Смущение и растерянность. Херувим выпустил несколько струек дыма: – Ну, мы друг друга пока еще слишком мало знаем. А при ком ты меньше всего испытываешь смущение и растерянность? – При Кальвине, – не задумываясь ответила Мег. – Когда я с Кальвином, я не против быть собой. – Ты имеешь в виду, что при нем ты становишься больше собой, чем при ком бы то ни было? – Ну, наверно, можно и так сказать. – А при ком ты меньше всего являешься собой? – При мистере Дженкинсе. – Отчего это ты вдруг так расстроилась и испугалась? – напрямик спросил Прогиноскес. – Он с этого года директор начальной школы в нашей деревне. Но в прошлом году он был директором в моей школе, и меня то и дело к нему отправляли. Он никогда ничего не понимает, и все, что бы я ни делала, автоматически считается плохим. Может быть, и Чарльзу Уоллесу жилось бы полегче, не будь он моим братом. Ну и все. Хватит про мистера Дженкинса. – Точно все? – Что ты имеешь в виду? – Когда ты говоришь «мистер Дженкинс», на тебя накатывает такая волна ледяного ужаса, что даже я холодею. – Понимаешь, Прого… Просто вчера вечером, еще до того, как мы встретились с тобой и Мевурахом, кое-что случилось. Я была одна в саду, и… – Голос у нее сорвался. – И что произошло, дитя Земли? Расскажи мне. У меня такое чувство, что это может оказаться важным. Почему же так трудно рассказать об этом Прогиноскесу? Ведь сам херувим – такой же невероятный. Но херувим – он тот, кто он есть на самом деле, Прогиноскес, а мистер Дженкинс был совсем не мистер Дженкинс… Пока она пыталась объяснить Прогиноскесу, что случилось, она чувствовала, как херувим постепенно отстраняется, отдаляется, – и вдруг он взял и закутался во все свои крылья в инстинктивном порыве самосохранения. Потом из-под одного крыла на нее взглянули два глаза. – Эхтры… Это было гадкое слово. Когда Прогиноскес его произнес, утро как будто сделалось холоднее. – Что ты сказал? – переспросила Мег. – Твой мистер Дженкинс – который настоящий – может сделать что-то подобное тому, о чем ты мне сейчас рассказала? Может он улететь в небо и превратиться в ничто? Люди же такого обычно не делают, верно? – Не делают. – Ты говоришь, он был как черная птица, и эта птица была пустотой, и он разорвал небо? – Ну да… это я так запомнила. Все произошло очень быстро и неожиданно, я ужасно перепугалась и просто глазам своим не поверила… – Очень похоже на эхтров. – И херувим снова зажмурился и закрыл глаза крыльями. – На кого? Прогиноскес медленно, как будто через силу, открыл несколько глаз: – На эхтров. Ох, дитя Земли, если ты не знаешь, кто такие эхтры… – Не знаю и знать не хочу. Если они все такие, как то, что я видела вчера вечером. Прогиноскес затрепетал крыльями: – Думаю, нам придется пойти повидать этого мистера Дженкинса. Ну, того, который, как ты говоришь, в школе твоего младшего брата. – Зачем? Прогиноскес снова спрятался в свои крылья. Мег было слышно, как он ворчливо думает: «Мне говорили, что будет трудно… Не могли, что ли, отправить меня куда-нибудь, где можно будет снова спокойно учить наизусть имена звезд? Да я даже на фарандол согласен… Я еще никогда не бывал на Земле… Я еще так молод… Я боюсь темных планет… Кто у них звезда-то, у этой планеты?» Наконец он выбрался из своих крыльев, медленно, по одной паре глаз зараз. – Мегги, я думаю, ты видела эхтра. И если мы имеем дело с эхтрами, тогда – я это каждым пером в крыльях чую (а перьев у меня много, попробуй пересчитай) – нам придется пойти и встретиться с этим мистером Дженкинсом. Наверно, это часть испытания. – Мистер Дженкинс? Часть нашего первого задания? Но это же… это просто чушь какая-то. Не вижу смысла. – Я вижу. – Прого, – возразила Мег, – это невозможно! Нет, я могу смыться из школьного автобуса и дойти до начальной школы, как тогда, когда я ходила к мистеру Дженкинсу разговаривать насчет Чарльза Уоллеса, хотя толку-то… – Если ты видела эхтра, тогда все иначе, – сказал Прогиноскес. – Ну ладно, ладно, я-то могу пробраться в началку, но взять с собой тебя я никак не смогу! Ты же такой огромный, ты и в школьный автобус-то не влезешь! И потом, там все перепугаются! Эта мысль заставила Мег улыбнуться, но Прогиноскесу было не до смеха. – Далеко не все способны меня видеть, – сказал он. – Ведь я же реален, а большинство жителей Земли очень плохо воспринимают реальность. Но я могу и дематериализоваться, если тебе так легче. – Он грациозно помахал крыльями. – Мне-то на самом деле удобнее не отягощать себя материей, но я подумал, что тебе будет проще разговаривать с кем-то, кого видно. Вот только что херувим был тут, занимая собой бо́льшую часть звездного валуна, а вот он взял и исчез. Мег показалось, что она видит в поздухе какое-то слабое мерцание, но, впрочем, наверно, это был отсвет зари. Однако же девочка ощущала присутствие херувима – он ворочался внутри ее разума. – Ну что, Мегги, ты чувствуешь себя невероятно отважной? – Нет. |